очень хорошо понимаем потребности обеспечения безопасности Ленинграда, оборону которого нельзя оставить войскам, находящимся в его пригородах, но сейчас к нам относятся столь холодно, что от нас под предлогом защиты Ленинграда требуют и то, что вовсе не является необходимым для этого, но приносит нам безграничный ущерб, особенно, когда у нас отбирают на Карельском перешейке Выборг и Сортавалу, а также много других важнейших населённых пунктов.

– Молотов: Если бы осенью Финляндия согласилась на наши предложения, то условия были бы весьма умеренными. Но война и пролитая кровь требуют большего. С этим ничего не поделаешь.

Затем продолжили обсуждение проекта договора. Время передачи Ханко, которое в проекте было определено в три дня, продлили до 10 дней.

По поводу статьи VII проекта договора мы сообщили, что железную дорогу от Саллы до Кемиярви не успеть построить к концу 1940 года. После продолжительной дискуссии договорились, что железная дорога будет построена «по возможности, в течение 1940 года»5.

Далее мы предложили включить в договор пункт, в соответствии с которым торговым судам было бы предоставлено право свободной навигации в фарватерах Выборгского залива, а также в переходящей в распоряжение Советского Союза части Сайменского канала, и что Финляндия могла бы арендовать в Уурасе и на прилегающих островах участки, которые до настоящего времени использовались для разгрузки и погрузки.

Молотов сообщил, что они не готовы обсуждать эти вопросы.

Ещё мы предложили оставить за гражданами Финляндии право заниматься рыболовством в привычных местах акватории Финского залива, а также оставить в силе оговоренное в статье VI Тартуского договора право гражданам Финляндии и Советского Союза заниматься рыболовством в водах Северного Ледовитого океана. Молотов не посчитал возможным принять эти вопросы для немедленного обсуждения, предложив обсудить их позже. Ту же позицию он занял, когда мы предлагали решение некоторых других хозяйственных вопросов, прописанных в Тартуском мирном договоре. Мы сказали, что вернёмся к ним позже.

На наше предложение, касавшееся поведения в случае возможных пограничных конфликтов, Молотов сообщил, что, в принципе, готов обсудить эти вопросы позже, но их нельзя включить в мирный договор.

В завершение мы предложили заменить указанный в проекте трёхдневный срок обмена ратификационными грамотами на десятидневный, с чем Молотов согласился.

Переговоры закончились в 24 часа. Русскоязычный экземпляр договора, датированный 12 марта, поскольку встреча началась именно в этот день, был подписан в 2 часа в ночь на 13 марта.

После этого мы удалились из Кремля; Войонмаа и я составили экземпляр договора на финском языке. Эта работа закончилась между 5 и 6 часами утра. После того, как он был выверен и перепечатан набело – в наркомате по иностранным делам были специалисты по финскому языку, – его подписали в Кремле в 12 часов.

Мы всячески пытались ускорить подготовку и подписание договора, чтобы завершить безнадёжную борьбу, которая в последние дни была весьма кровавой.

Чуть ранее в тот же день мы получили мандат на подписание, который утром утвердило правительство при отказе двух членов – Ниукканена и Ханнулы.

В тот же день в 14 часов мы вылетели в Стокгольм, откуда продолжили путь в Турку и дальше в Хельсинки.

Наши усилия в Москве оказались напрасны. Переговоры, как показано выше, были бесплодными. Собственно, это и не были настоящие переговоры, в которых принимаются во внимание обстоятельства и резоны каждой из сторон и в ходе которых пытаются, по возможности, путём компромисса прояснить вопросы, вызывающие разночтения, и, как у нас говорят, «поставить церковь посреди села». Советская сторона не отошла от своих требований. Подписанный договор содержал то, что Кремль довёл до нас двумя неделями ранее. Навязанный мир. Диктат. Лишь договор о взаимной помощи выпал из переговоров. От него отказался Кремль по собственной инициативе, и это было для нас важно. В этом нет никаких наших заслуг как переговорщиков. По вопросу границы мы не смогли добиться каких-либо изменений. Положение о ненападении, записанное в статье III, было единственным, что было включено в текст по нашему предложению, однако его значение вряд ли было большим, чем предыдущего договора о ненападении, который не помешал Советскому Союзу начать войну против нас. Другие наши достижения были незначительны: повышение арендной платы за Ханко с 5 миллионов до 8, а также продление практически невозможных сроков ратификации на несколько дней. Вот, собственно, и всё. Результаты нашей поездки свелись к тому, что мы подписали продиктованный нам мирный договор. Это была тяжёлая обязанность. Но завершение безнадёжной и кровавой войны, разрешение неизбежной ситуации, а также предотвращение будущих, ещё более ужасных бед вызывало облегчение. «Начало всякой мудрости – это признание фактов».

То, что однажды произошло в ходе исторического развития, не так просто стереть. Ништадтский мир 1721 года и линия Петра Великого спустя два столетия отбросили свою тень на решение 1940 года. Московский мир стал новым фактом, который ещё окажет своё воздействие на последующие события.

Первым содержание мирного договора до народа Финляндии довёл министр иностранных дел Таннер в выступлении по радио поздно вечером 13 марта. На следующий день правительство сделало своё заявление, а президент выступил с радиообращением. В тот же день Верховный главнокомандующий маршал Маннергейм отдал армии последний приказ.

Удар, потрясший наш народ, и наша трагическая судьба наложили на эти сообщения печать печали и уныния. В них отмечались как суровый характер нашей борьбы, так и блестящий героизм армии. Превосходство было слишком велико. За исключением двух усиленных шведских батальонов, нам пришлось воевать в одиночку. Для такой борьбы наш народ был слишком мал. С благодарностью была отмечена материальная помощь, полученная от Швеции, а также западных держав. Какая-то нотка горечи сквозила в словах Таннера, когда он затронул позицию наших соседей по поводу военной помощи: «Мы постоянно обращались за помощью. Наши соседи, Скандинавские страны, откуда в силу их географического положения было бы легко отправить войска на помощь нам, не посчитали возможным сделать это. […] Многочисленные запросы и обращения не принесли результата. Ко всему прочему, отрицательный ответ по этому вопросу был объявлен открыто, чем серьёзно повредил военному положению нашей страны». Проход войск, обещанных для помощи нам западными державами, был категорически запрещён правительствами Швеции и Норвегии, продолжал Таннер. Разочарование, вызванное запретом прохода, пусть не столь явно, проявлялось в выступлении президента Каллио и приказе по войскам маршала Маннергейма. Принимая во внимание трагические события момента, можно понять горечь и разочарование, хотя следует признать, что военная помощь западных держав, даже если её попытались бы оказать, не могла привести к желательным для Финляндии результатам.

Мир, даже на самых