Ник понимает, что именно этого ждал Шейн. Люди из Терастопии в зоне поражения. И только один шанс сбить Шейна с толку.

Ник спускает курок. Грохот. Белый халат Саманты покрывается красными пятнами. Тело падает на пол. Ник слышит выстрелы из наушника. Громкие хлопки. Неразборчивые крики. Скрежет. Спустя мгновения тишины, хриплый голос из наушника произносит:

— Уильямс мёртв.

Обессиленный, Ник падает на колени у тела Саманты.

* * *

Сет стоял в оцеплении возле сцены. Видел Кристину с другой стороны толпы. Она махала рукой. У Сета перед глазами всё плыло. Сердце дико стучало.

На сцене, женщина из Терастопии произносила речь. Слова пролетали мимо Сета. Он ничего не слышал. Женщину сменил Пол Уотч. Сет видел, как люди смеются над его репликами. Но самих реплик не слышал.

Перед глазами стоял Шейн. Палец на кнопке детонатора. Сет до сих пор не верил, что удалось избежать катастрофы. Он будто стоял там. Будто сейчас все события откатятся назад. Шейн успеет нажать. Девятый взлетит на воздух.

Но, встряхнув головой, Сет видел перед собой целую толпу счастливых людей. Улыбки не сходили с лиц. Мурашки бежали по спине Сета от мысли, что сейчас всё могло произойти иначе.

Он глубоко вдохнул. Сердце немного успокоилось. Сет посмотрел на сцену. Уотч ставил какие-то подписи. Внезапно, отпрял от стола:

— Так! У нас тут ещё поле свободное. Это что?

— Да! — женщина закивала. — Ваше правильное. Есть место небольшого сюрприза. Традиция, что должна была оставаться за пределами. Чтобы никто не был в знании.

— О, я понял! — Уотч попятился. — Сейчас скажете встать на колени и склонить головы⁈

Народ засмеялся. Женщина подхватила:

— Нет. Такое в планах только для следующей недели.

Уотч расхохотался. Пит, стоя за ним, лишь скромно усмехался. Женщина продолжала:

— Традиция такова. Ещё одну подпись ставит человек, принадлежащий народу. Один случайный участник общества. Любой.

— Вот чёрт… — Уотч почесал затылок. — Но у нас нет случайных. Вся толпа подставная! Что делать?

— Необходимость выбора, — женщина развела руками.

— Так, — вмешался Пит. — Я думаю, никто не будет против, если выберете вы. Мы тут почти всех знаем. Несправедливо получится.

— Моё понимание, — женщина забегала глазами по толпе. — Давайте пробовать. Такое волнение… — она почесала подбородок. — Давайте вы!

Женщина смотрела на Сета. Точно на него.

— Сет! — крикнул Пит. — Давай сюда.

Весь народ смотрел на Сета. Подбадривал. Кто-то из охраны подтолкнул. Сет медленно двинулся к ступеням с краю сцены. Поднимаясь, кинул взгляд на Кристину. Та завороженно смотрела, прикрыв ладонью рот. Сет подошёл к столу. Посмотрел со сцены вдаль. Тысячи людей заполнили весь квартал. И все смотрели в одну точку, затаив дыхание. К Сету подошёл Пит, протягивая ручку.

— Давай, — шепнул он. — Случайный человек из толпы, мать твою.

— Меня выбрали, — буркнул Сет и взял ручку.

Подошёл к столу. Здесь лежала целая стопка бумаг. Уотч указывал на одну. Тыкал пальцем в поле для подписи. Сет дрожащей рукой поднёс ручку к листку. Выдохнув, поставил закорючку. В голове мелькнула мысль: «Всё?». Женщина крикнула:

— Приветствую граждан нового независимого государства Элефер!

Толпа взорвалась овациями.

* * *

Вся аудитория высыпала в коридор, оставляя Эрика один-на-один с профессором Мейганом.

Профессор у студентов вызывал либо восторг, либо восхищение. Находил подход к каждому. К законченному отморозку, к отличнице из хорошей семьи. К кому угодно. Преподавательский состав ценил профессора Мейгана не меньше. Женщины-учёные умилялись его роскошной седой шевелюре. Мужская часть обожала слушать байки и анекдоты от профессора в курилке. Нередко, в слушатели набивались и студенты. Единственный, кто за всю историю преподавания профессора Мейгана умудрился заиметь проблем по его предмету — это Эрик.

Эрика никто не смел назвать глупым. Когда тот оказывался в настроении — мог легко вступить в дискуссию с любым преподавателем. Но в настроении Эрик оказывался редко. Впрочем, в университете, за последний семестр, его видели раз пять-шесть.

— Эрик, — профессор Мейган подошёл ближе и сел на край соседней парты. — Я не допущу тебя до экзаменов. Ты понимаешь?

— Но почему? — Эрик развёл руками. — Вы допустили этого, Джонса, и его дружка-придурка. Хотите сказать, что они заслуживают свои допуски?

— Тебя они не должны волновать. Тебя должно волновать то, что ты — первый студент, кто не получил у меня допуск. Поверь, бездарей и тупиц эта аудитория повидала достаточно. И тебя назвать тупицей я не могу.

— Тогда в чём проблема? Поставьте допуск и всё.

— Ты не ответил ни на один вопрос.

— Джонс тоже, — взгляд Эрика наполнялся злостью.

— Он шевелил губами и тяжело вздыхал. Это, Эрик, я могу расценить как попытку. Хоть какую-то. Но я не вижу попытки в вялом «Я — пас». Мало того, я бы понял, если бы ты выпендривался. Перед девушками, перед своими приятелями. Переходный возраст затянулся. Ну бывает. Знаем, плавали. Но ты, Эрик, производишь впечатление взрослого человека. Неужели не можешь хоть слово выдавить из себя по теме?

— Да всё просто, — Эрик пожал плечами. — Лучше сразу сказать, что не знаешь, чем мямлить какую-то чушь.

— Нет, — профессор Мейган решительно замотал головой. — Это не тот случай, Эрик. Я не прошу тебя называть даты, фамилии, что-то ещё. Я не прошу тебя дать верный ответ. Я хочу, чтобы ты назвал один тезис. Один любой тезис. Хоть полную чушь. Но самое грустное, что в твоей башке есть хороший ответ.

— Да у меня нет времени готовиться, профессор. Я много работаю.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Да как и большинство, — Эрик ухмыльнулся. — Родители хотят, чтобы у меня диплом был.

— А ты пытаешься прикинуться тупицей, чтобы от тебя отстали?

— Может и так.

— Но у тебя не получается, Эрик. Ты будишь во мне нездоровый азарт вытянуть из тебя хоть что-то. Чем больше ты выпендриваешься, тем больше я завожусь. Сейчас кто-нибудь зайдёт в аудиторию, и я специально громко скажу, что ты меня заводишь.

Эрик рассмеялся. Успокоившись, поднял глаза на профессора Мейгана:

— Давайте так. Вы задаёте мне чёртов вопрос, и, если я несу полную чушь — вы без допуска посылаете меня куда подальше. Я звоню родителям, рассказываю, что их сын — полный придурок, и со спокойной душой