продолжилось. Вызывать к трибуне новых обличителей Леоненко не пришлось, к ней выстроилась очередь из желающих покаяться и обвинить во всех смертных грехах «врага народа Пассова». Те, кто еще вчера пели ему дифирамбы, сегодня не жалели худых слов, чтобы заклеймить его позором. Все происходящее казалось Павлу театром абсурда. С каждым новым выступлением звучали все более тяжкие обвинения в «сотрудничестве с иностранными разведками и участии в троцкистском заговоре в органах НКВД» не только в адрес Пассова, а и Шпигельглаза. Последнего 2 ноября отстранили от должности, с того дня он больше не появлялся на Лубянке и, по слухам, был арестован.

Павел со все возрастающим изумлением смотрел на своих, как ему казалось, соратников и не узнавал их. В его голове не укладывалось, как они, кто еще вчера ловил каждое слово Пассова и Шпигельглаза, обласканных самим наркомом и представленных к самым высоким наградам за операцию по ликвидации Коновальца, вдруг стали злейшими врагами советской власти. Власти, ради которой Пассов и Шпигельглаз не один раз рисковали собственными жизнями. С каждым новым выступлением рос список обвинений в их адрес, и в представлении Павла они становились все более абсурдными. В президиуме собрания даже не считали нужным вникать в их суть. Леоненко и Филатов своими репликами только распаляли выступающих. Атмосфера всеобщей ненависти к Пассову и Шпигельглазу, подобно ядовитому облаку, заполнила все свободное пространство актового зала. Павел был уже не в силах все это слушать и попытался замкнуться в себе. В какой-то момент сквозь звон тысяч невидимых молоточков, звучавший в ушах, ему показалось, что кто-то произнес его фамилию. Он встрепенулся, поднял голову и с недоумением посмотрел на очередного выступающего — Сенькина.

В недавнем прошлом партийный работник, присланный из ЦК ВКП(б) для «оздоровления рядов чекистов, засоренных троцкистскими элементами», он не стремился познать тонкости и сложности разведывательно-агентурной работы и рассматривал свое назначение как очередную ступеньку в карьере. Требования своего непосредственного начальника Судоплатова должным образом организовать оперативную работу Сенькин рассматривал как мелочные придирки.

Не выдержав удивленного взгляда Павла, он отвел глаза в сторону и, обращаясь к президиуму собрания, продолжил:

«…взаимоотношения Судоплатова с работниками отделения были ненормальные. Он явился в отделение не руководить, а командовать. Он не интересовался работой сотрудников отделения и использовал их не по прямому назначению. Судоплатова имел чрезвычайно большое высокомерие по отношению к людям, стоящим ниже его. Он не замечал их. Судоплатов поддерживал вражескую линию Пассова на удаление из отдела честных вновь присланных работников, и он сделал бы многое, если бы Пассова не убрали из отдела. У Судоплатова нет ничего партийного и ему не место в партии, ибо он ничем не оправдал звание члена партии…»

Еще более чудовищным по своему содержанию стало выступление Чернонебова. Он, покаявшись в притуплении политической бдительности, а именно в том, что просмотрел врагов в лице Пассова и Шпигельглаза, затем обрушился с нелепыми обвинениями на Павла:

«…Товарищи, и это надо признать, мы закрывали глаза на поведение коммуниста Судоплатова. Судоплатова нужно рассматривать с точки зрения его партийности в нашей организации. Судоплатов не принимал никакого участия в разоблачении врагов народа, он молчал. Этим молчанием он укрывал их и это не случайно, товарищи, ибо Судоплатов был тесно связан с целым рядом ныне разоблаченных врагов, он сросся с ними и был для них удобным человеком…»

Здесь Чернонебов сделал паузу, метнул взгляд на Леоненко, тот кивнул головой, и продолжил:

«…Судоплатов игнорировал отдельных членов партии, выступавших с разоблачением врагов народа, а когда мы выступили с разоблачением врага народа Соболь, то большинство из ныне разоблаченных врагов обвинили нас в клевете, в том числе был Судоплатов и Каганова. Мне кажется, что у Судоплатова была тесная связь с врагом Горожаниным, который принимал участие в переброске Судоплатова на работу в Москву.

Судоплатов, потерявший партийное лицо, ничем не оправдал звание члена партии, и ему не место в партии…»

Вслед за Сенькиным и Чернонебовым в обличении новой жертвы принялись соревноваться и другие сотрудники. Спасая себя, они искали «крайнего» и припомнили Павлу Анатольевичу все: «преступную связь» с бывшим начальником ИНО Слуцким; старую дружбу с семьей Соболь, в свое время рекомендовавшей его на службу в органы госбезопасности; пассивное участие в работе редколлегии стенной газеты, клеймившей на своих страницах «врагов народа». В приступе «шпиономании» они припомнили ему даже пребывание в плену в течение нескольких дней у генерала Шкуро. При этом никого не интересовало то, что добровольцу Красной армии Павлику Судоплатову шел всего тринадцатый годок, это уже было не важно. Не имело значения даже то, что совсем недавно, смертельно рискуя собой, он выполнил важнейшее задание советского правительства — ликвидировал второго по важности после Троцкого врага — лидера ОУН Коновальца. Система требовала новых жертв, а кто, как не он, выдвиженец «врагов народа» Слуцкого, Шпигельглаза и Пассова подходил на такую роль.

С каждым новым выступлением грозные тучи сгущались не только над головой Павла, а и его женой. В них шла речь уже не о его проступках как коммуниста, а о враждебной деятельности, которую он осуществлял совместно с Пассовым и Шпигельглазом. В этом Павла обличал Прудников:

«…Судоплатов — старый работник отдела, знал многих из ныне разоблаченных врагов, но он ничего не сделал, чтобы помочь партии. Он не выступил с разоблачением и тем самым оказал услугу врагам, давал им возможность творить их гнусные дела. Вражеское руководство отдела в лице Пассова видело это и старалось втянуть Судоплатова в свое болото, приблизить его к себе, для чего Судоплатову создавались привилегии. Он был на особом положении у врагов.

Вокруг Судоплатова и его жены Кагановой группировались все бывшие работники отдела, ныне разоблаченные враги, и создавали этим самым круг особых лиц, не переваривавших новых товарищей, пришедших на работу в отдел. Судоплатов был на особом положении у Слуцкого, ибо он был нужен Слуцкому. Слуцкий тянул на работу в отдел Судоплатова и, очевидно, это было неспроста. Судоплатов посещал вечеринки на квартире у него, где собирались все ныне разоблаченные враги. Судоплатов ничем не оправдал звание члена партии и ему не место в партии».

Прудникову вторил Пудин. Он пошел еще дальше и обвинил Павла ни много ни мало, а в том, что тот в составе группы «врагов народа» с давних пор вел враждебную деятельность. Пудин утверждал:

«…Защита троцкиста Горожанина Судоплатовым не случайна: не может быть, чтобы Судоплатов, будучи членом парткома ГПУ УССР, не знал о троцкистском прошлом Горожанина. Он должен был знать это, и он, безусловно,