он не жалует, и есть за что. Мне понадобится новая легенда как минимум, — Гуров говорил, прислушиваясь к шелесту клавиатуры, доносившемуся из трубки. Не задавал вопросов, зная, что Крячко слушает его внимательно. Что, однако, не мешает ему сейчас проверять какие-то собственные мысли. И если сочтет полезным для дела, он этими мыслями обязательно поделится. — Ему явно есть, что скрывать, Аджею, и журналистов он не любит. Как бы мне подобраться к нему. Есть идеи?

— Как таковой идеи нет, но есть способ. Лотерея.

— Какая еще лотерея?

— Такая вот… Лотерея, — медленно повторил Стас и притих, вчитываясь во что-то. Гуров не торопил и через пару минут дождался развернутого ответа. — В рамках фестиваля «Ангел идет домой» организована горячая линия. То есть прямо сейчас и ночью, когда ты занимался раскопками, сотни людей пытаются до этого «Ангела» дозвониться. Трубку он сам, естественно, не берет, на то у него есть специально обученные люди. Но если твой информационный повод окажется достаточно интересным, тебя переключат на Полонского. В народе это называется, в память о красивом кино, «достучаться до небес». И «достукиваются» многие, судя по восторженным отзывам, к своей работе светочем сердец человеческих парень относится очень серьезно.

«А ведь и правда, — припомнил Гуров, — когда ребята обнаружили «Фонари», они сказали, что позвонили Аджею. Менеджеры сочли звонок интересным, и он ответил».

— Таким образом, мсье журналист, советую искать яркий повод. Сенсацию. И переквалифицироваться на время, например в писателя. На поклонника творчества ты не тянешь, для этого знать о нем кое-что нужно, а на такое глубокое знакомство у нас времени нет.

Поблагодарив за звонок, Гуров отключился и крепко задумался. Что заставляет его играть в эту игру, еще и по чужим правилам? Он может надавить на Мохова. Может показать команде Полонского удостоверение, и его тут же не только проведут к небожителю, но и усадят на самый мягкий стул. И вот тогда, кроме дежурных, вежливых фраз, он не получит ничего, как наверняка сейчас ничего не получает Мохов. Аджей Полонский явно не та птица, что станет петь по приказу. Только искренняя заинтересованность и добрая воля. Но как их добиться?

Тревожно поглядывая на часы и одеваясь, Гуров думал о том, что повод, с которым он обратится к Полонскому, должен быть личным. Задеть за живое. А значит, ему нужен тот, кто знает либо жизнь художника, либо историю города, в котором тот вырос и в который, любя и ненавидя, регулярно возвращался. И по всему выходило, что путь его сейчас лежит в узкий, плохо освещенный и смахивающий на могилу кабинет участкового, Вити Сизого.

Звонку Виктор не удивился и, раз обеденное время уже миновало, охотно согласился отобедать с новым приятелем еще раз. Это давало ему вполне официальный повод покинуть раньше времени свой маленький, не отремонтированный, лишенный даже кондиционера, кабинет. Конечно, возвращаться на службу в конце рабочего дня смысла уже не будет, и дела придется передвинуть на завтра. Но дела Гурова интереснее, важнее, и в целом кто такой старлей, чтобы полковнику в помощи отказывать.

Они встретились в открытом кафе и заняли самый дальний от дороги столик. Там было тише и можно было наблюдать за беззаботной возней детишек в детском саду неподалеку. Ожидание заказа скрасилось разговором о том, как с детства детишек приучают к тому, что высокий забор — это прежде всего для их блага. С возрастом забор для некоторых из них превращается в решетки, а вопрос, кто кого и от кого защищает, — обретает новые нюансы. Осторожный и хитрый Сизый дождался, пока Гуров отобедает, и лишь когда официантка убрала лишнюю посуду, деловито осведомился:

— В честь чего маскарад, от кого скрываемся? Мне тоже входить в режим «инкогнито» или можно как есть?

— Можно как есть. И отставить юмор, Виктор, серьезнее, пожалуйста. — Гуров поправил козырек кепки. Выходя из дома сегодня, он решил обойтись без рубашек с короткими рукавами, с легкими, веселыми принтами, на которых так настаивала Мария. Теперь, в светло-серой однотонной футболке, кепке и солнечных очках он чувствовал себя более собранно. И чего греха таить, больше готов к внезапной фотосессии. Встречи с журналистами он всеми силами хотел бы избежать, но штука это непредсказуемая. А если Витя поможет ему с темой для звонка, вероятность подобной встречи существенно возрастала. Онейского же участкового смутить или сбить с настроя оказалось не так-то просто. Он продолжал сдержанно улыбаться, ожидая продолжения речи, и Гуров ни секунды не сомневался в том, что лейтенант поможет. Но и своего не упустит.

— Маху я дал вчера. Это и ошибкой-то не назвать… Просто в следующий раз буду умнее. А к тебе у меня дело вот какое…

Коротко изложив свой план, Гуров помолчал, давая Сизому поразмыслить. Думал Сизый примечательно: поставил локти на стол, сплел пальцы, водрузил на них подбородок. Взгляд его утратил скучливую, тщательно заученную беспомощность, стал цепким и напряженным. Гуров подумал о том, что такие ребята не приносят пользы только при плохом начальстве. Ленивом и равнодушном. Может быть, из Виктора Сизого и вышел бы толк. Ему бы немного помочь.

— Не помогу, Лев. Но точно знаю, кто поможет. Пойдем сейчас в гараж, возьмем машину, чтобы ноги не топтать. В управление поедем, с человеком тебя познакомлю. Скажешь ему, что книгу пишешь, да, хорошая легенда. И глазами не сверкай на него, полковник. Договорились? Чудак он немного, наш Толик. Но про Полонского больше, чем мы оба, вместе взятые, знает.

Пока добирались, Виктор рассказал о человеке, с которым Гурову предстояло познакомиться, и к тому, что увидел в конце пути, Лев оказался готов.

Миновав проходную Главного управления, они спустились на цокольный этаж и там, возле вечно закрытого туалета, обнаружилась каморка фотографа-криминалиста. Толик Милованов оказался с Гуровым практически одного роста и не намного моложе. Однако смотрел фотограф в пол, волосы носил плотно прилизанными к голове, а на одежде его отчетливо виднелись следы от недавней трапезы на рабочем месте и продольные полоски от домашней сушилки для белья. За тем, чтобы на одежде самого Гурова таких полосок не было, строго следила Маша, да и сам он умел управляться с утюгом и гладильной доской. Анатолий, судя по всему, был одинок и робок. Именно поэтому главную роль в разговоре взял на себя Сизый. Не напирал, Гурова представил вскользь и будто забыл о нем. Покружил по мастерской, похвалил фотографии. Побеседовал на отвлеченные темы.

Поняв, что общение с этим человеком в футляре можно смело доверить Виктору, Гуров отвлекся, осмотрел помещение. Мастерской, как и кабинетом фотографа, это место показалось ему лишь с первого взгляда. Здесь действительно была заброшенная бытовка, которую чудаку и тихоне Милованову отдали под рабочее