Шрифт:
Закладка:
***
Тайё спал от силы два часа. С первыми лучами рассвета он тихо как мышь выбрался из постели, расправил одеяло, переоделся в свою одежду, сложил стопкой на одеяло льняные штаны и рубаху, поклонился деревянному идолу с вороньей головой в углу комнаты и вышел на улицу. Видок у него был тот еще: подранная одежда в кровавых разводах, лицо и руки в ссадинах.
Тайё поежился от холода, встряхнул плечами и уже собирался идти прочь, когда за спиной скрипнула дверь. К нему вышла высокая темноволосая шаманка. В тоненькие косы по обе стороны лица были вплетены белые перья. Она смотрела на него спокойно, без укора или вопроса, но он все равно сказал:
— Я должен идти.
— Должен, — согласилась она и протянула вещи.
Только теперь он увидел в ее руках темную куртку и черный заплечный мешок. Вопросительно посмотрел, мол, это и правда мне? Девушка улыбнулась, кивком подтверждая свои намерения.
Тайё надел легкую куртку. На удивление, она оказалась даже великовата. В сумке была вода, какое-то печенье, карта, компас и охотничий нож.
— Только возвращайся, — сказала шаманка, — тебя очень ждут.
Тайё кивнул и поклонился в знак благодарности, а потом двинулся к синеющим в рассветных лучах горам.
Кира видела сон. Светлый, теплый и такой желанный. Они гуляют всей семьей в парке. Ей снова совсем мало лет. Так мало, что папа все время несет ее на руках. Мама то и дело поправляет ей платьице и время от времени просит Тайё не убегать далеко. Кажется, какой-то праздник, все вокруг нарядные, в белых одеждах. Красные воздушные шарики летят к белым облакам. Сначала по одному, потом их становится все больше и больше, пока они не заполоняют собой все пространство над головой. Свет, просачиваясь через них, окрашивает все вокруг в бледно-розовый цвет, который становится всё насыщенней и в конце концов застит глаза красной пеленой. Фигуры вокруг становятся черными и даже отдаленно не похожими на прежних людей.
«Пап, где мама? Почему они с Тайё не возвращаются? Она бросила меня, потому что я плохо себя вела? Пап? Пап, где ты? Папочка! Почему вы меня оставили, пап?»
Теплая нежная рука касается щеки, вытирает слезы.
— Все хорошо, дорогая, я рядом, все хорошо, — говорит женский голос.
Этот голос добрый, но совсем не такой, как у мамы. И все равно это помогает успокоиться. Каждое прикосновение к лицу словно стирает красную пелену. Свет снова становится белым.
Кира открыла глаза. У ее изголовья сидела Селения и улыбалась ей, хотя у самой по щекам катились слезы.
— Все будет хорошо, дорогая, — повторила она. — Тебе просто приснился плохой сон.
Кира заплакала. Сон был хорошим сначала, это потом что-то пошло не так. Но объяснять не было сил.
— Что такое? Тебе больно? Позвать врача?
— Нет-нет, все нормально, — тихо всхлипывая, ответила Кира. — Давно я здесь?
— Всего лишь сутки. Ты молодец, — Селения сжала ее пальцы. — Мы очень за тебя испугались. Ты пропускаешь все самое интересное, между прочим! Так что, давай, поправляйся.
Кира улыбнулась и закрыла глаза. Селения сидела рядом еще какое-то время, но поняв, что девушка снова провалилась в беспамятство, осторожно погладила ее по голове на прощание и ушла.
Когда Кира очнулась во второй раз, на стуле рядом с кроватью обнаружился отдаленно знакомый темноволосый мужчина. Он сидел, поставив локти на колени и подперев кулаками подбородок.
— Вы кто? — проговорила она уже несколько увереннее, чем когда тут была Селения.
— Так-то ты меня благодаришь? — он выпрямился и скорчил обиженную мину.
— Мы знакомы?
— Да в тебе моей крови столько, что я могу претендовать на звание старшего брата! — он улыбнулся своей шутке.
— Спасибо, — ответила Кира, оставив без внимания дурацкий юмор.
— Ты меня и в самом деле не помнишь?
— Нет, простите.
— Мы виделись только раз, в спортзале, ты искала тогда Рико. Меня зовут Кен, и не могла бы ты обращаться ко мне менее формально?
— Рико? — по лицу ее пробежала болезненная тень. — Он в порядке?
— М?
— В тот день я звонила ему. Телефон был выключен. Может, что-то случилось?
— И все-таки ты удивительная. Сама еле живая, а беспокоишься о других.
Но Кира уже не ответила, потому что снова провалилась в сон. Кен только улыбнулся.
Позже, стоя у кофейного аппарата в холле, он задумался над ее словами, достал телефон и даже отыскал номер в списке контактов, но в последнюю секунду передумал — убрал мобильный и вернулся в палату.
***
А вот Гай сейчас впервые за долгие годы сожалел, что не может позвонить Рико и нажаловаться на этого засранца Тайё, который опять куда-то сбежал. Он так иногда делал в детстве: просил совсем чуть-чуть посидеть с маленькой Кирой, пока он отлучится по каким-то очень срочным делам, и не возвращался часами. Тогда Гай звонил Рико, и тот неизменно доставал его из какой-нибудь передряги.
Утром вылезать из постели не было сил совершенно, и Гай позволил себе греть бока до полудня. Как оказалось, Илай и Дрейк были с ним солидарны, и вся троица собралась за обедом в большом круглом доме, где, как объяснил им один из шаманов помоложе, обычно проходят праздники. Сегодня был обычный день, но глава решила устроить общую трапезу.
Если вчера гостей кормили в привычной обстановке за обычными столами, то сейчас все было иначе. На деревянном полу, устланном огромным пёстрым ковром, были вкруг разбросаны подушки для сидения. По центру стоял маленький столик. Вскоре на него водрузили котел с ароматным мясным блюдом, больше похожим на рагу. Две девушки ловко раскладывали еду по глубоким чашкам и раздавали собравшимся. Еще одна девушка расставила по кругу несколько корзиночек с какими-то булочками и лепешками.
Рослая, темноволосая, с высокими скулами и теплыми карими глазами глава сидела на небольшом возвышении и приветливо смотрела на гостей. Особенно внимательно она разглядывала усаженного по правую руку от нее Гая, отчего он даже начал смущаться. Он и так не решался лишний раз смотреть на кого-либо прямо без очков, а теперь и вовсе прятал взгляд. Илай и Дрейк сидели по левую от главы.
Шаманы много смеялись, обсуждали, как вчера встретили у кладбища четверых парней, как те кричали и радовались. Сами же герои рассказов краснели и желали провалиться под землю, но хозяева еще больше над ними подтрунивали.
— Смех все перемелет и сожжет, как заново родишься, — обратилась к ним глава.
Вскоре трапеза завершилась, посуду унесли, а вместо котла принесли чан с горячим травяным чаем. Все те же девушки разливали напиток теперь уже в маленькие расписанные причудливыми узорами чашечки.