Шрифт:
Закладка:
На следующий день, когда публика еще обсуждала неожиданных советских свидетелей, Покровский вернулся на трибуну и обратился к Разделу III – о военных преступлениях. Он начал с описания того, как немцы на Восточном фронте издевались над военнопленными и убивали их. Американцы уже отчасти осветили эту тему. Но Покровский привлек новые убедительные свидетельства: выдержки из протоколов допросов советскими властями некоторых немецких офицеров, в том числе Варлимонта, Гальдера и Курта фон Остеррайха (главы Секции по делам военнопленных Данцигского военного округа). На основе показаний, данных Гальдером в НКВД, Покровский доказал: Гитлер задолго до вторжения в СССР объявил, что немецкие войска будут применять против народов Советского Союза гораздо более жестокие методы, чем в Западной Европе. Покровский привел признание Остеррайха советским военным следователям в доказательство того, что немецкие руководители приказывали убивать всех коммунистов и евреев. Затем Покровский зачитал отрывки из десятков отчетов Чрезвычайной государственной комиссии с подробными рассказами о том, как заключенных в нацистских лагерях заставляли тяжело работать, пытали и в конце концов убивали. Большинство заключенных были расстреляны, тысячи других умерли от болезней; в одном отчете говорилось, что немцы часто набивали больных тифом в невентилируемые помещения вместе со здоровыми заключенными, чтобы распространять эту смертельную болезнь[814].
Наконец Покровский перешел к теме, которой все ждали, – Катыни. Это было одно из военных преступлений, указанных в Обвинительном заключении, и советская сторона по-прежнему стремилась повесить его на немцев. Джексон уже несколько месяцев беспокоился о том, как советское обвинение справится с этим в суде. В четверг 14 февраля он получил ответ. Покровский углубился в тему Катыни – и советское обвинение перешло от фактов к фальшивкам. Советские руководители уже несколько лет занимались фабрикацией «доказательств» вины немцев[815]. Совсем недавно они использовали процесс против семи солдат вермахта в Ленинграде для производства новых «подтверждений»: один из солдат, Арно Дире, показал под присягой (после угроз и, вероятно, пыток), что участвовал в захоронении 15–20 тысяч польских военных в Катынском лесу[816]. Главным документом в советских доказательных материалах был отчет комиссии Бурденко от января 1944 года, в котором вина за массовые убийства осени 1941 года возлагалась на немецкое подразделение, «скрывавшееся под условным наименованием „штаб 537 строительного батальона“». Виновными в убийстве в отчете назывались три командира – Аренс, Рекс и Ходт. Подчеркивалось, что поляков убивали «пистолетным выстрелом в затылок» – точно так же как убивали советских граждан в Орле, Краснодаре и Смоленске[817]. Советские руководители были уверены, что у Покровского хватит материалов, чтобы основательно обвинить немцев в совершении этого злодеяния.
И вот теперь, выступая перед Трибуналом, Покровский называл катынское убийство одним из самых отвратительных нацистских преступлений. Он зачитал выводы комиссии Бурденко и объяснил, что они основаны на показаниях более ста свидетелей и судебно-медицинской экспертизе тел из вскрытых могил. Большая часть выступления была посвящена разоблачению того, как немцы якобы пытались скрыть это преступление. Покровский утверждал, что весной 1943 года немцы предприняли «ряд мер к тому, чтобы приписать свои собственные злодеяния органам Советской власти в расчете поссорить русских с поляками». Он обвинял немцев в том, что они пытали советских граждан для получения ложных показаний и заставляли русских военнопленных копать могилы для массовых захоронений, чтобы подделать свидетельства. Покровский заключил: когда могилы вырыли, немцы расстреляли русских пленных, чтобы те никогда уже не смогли рассказать о произошедшем[818].
Знал ли Покровский, что он предъявляет фальшивые доказательства? Вероятно, да – но возможно и то, что Москва оставила его в неведении. Он не имел оснований сомневаться в доказательствах, которые предъявлял. Вермахт и СС совершили в Польше множество массовых убийств; немецкие оккупационные власти подвергали пыткам несчетное количество советских граждан и заставляли военнопленных рыть могилы для массовых захоронений по всей России и Украине. На первый взгляд советские обвинения в катынском эпизоде выглядели вполне убедительно.
Но теперь адвокаты защиты хорошо понимали, что западные обвинители недовольны включением Катыни в Обвинительное заключение. Пока Покровский выступал, защита мобилизовала свои силы для того, чтобы оспорить советские доказательства. В пятницу 15 февраля адвокат Кальтенбруннера Курт Кауфман ходатайствовал перед Трибуналом о запрете на предъявление в качестве доказательств отчетов советских следственных комиссий на том основании, что в них отсутствовала точная информация об источниках и их содержание невозможно было проверить. Судья Лоуренс выступил в защиту права советских обвинителей использовать эти отчеты, сославшись на статью 21 Устава МВТ, которая утверждала, что Трибунал «будет принимать без доказательств официальные правительственные документы и доклады Объединенных Наций, включая акты и документы комитетов, созданных в различных союзных странах для расследования военных преступлений». Он добавил: если защита хочет оспорить конкретные отчеты, она сможет сделать это потом[819].
У западных держав выступление Покровского, несомненно, вызвало еще больше вопросов об общей достоверности советских доказательств. Американское и британское правительства уже располагали информацией о том, что за Катынь был ответствен СССР. Если советские власти сфабриковали доказательства и принудили свидетелей давать показания в пользу виновности нацистов в этом преступлении – что тогда можно сказать об остальных пунктах их обвинения?[820] Советское обвинение предъявило Трибуналу в качестве доказательств не только отчеты советских комиссий по военным преступлениям, но и приговоры советских трибуналов в Краснодаре, Харькове, Ленинграде, Смоленске и других городах. Можно ли доверять этим приговорам?
Западные державы не сомневались в жестокости немецких оккупантов в СССР. Но советская сторона настаивала, что Катынь следует причислить к нацистским военным преступлениям, а это было лицемерно и опасно. Британский судья-заместитель Биркетт написал в дневнике на следующий день после речи Покровского, что в советских выступлениях, вероятно, «был сильный элемент преувеличения». «Но ни в одном беспристрастном уме не останется сомнений, – добавил он, – что творились величайшие ужасы и зверства» и что у нацистов «обычным орудием были расчетливая жестокость и террор»[821]. Сталин и Вышинский, привыкшие при помощи судебных процессов придавать любым нарративам желательную им форму, решили, что западные державы проглотят советский нарратив о Катыни. По крайней мере, до сих пор их расчеты оправдывались.
* * *
С точки зрения Москвы советское обвинение продвигалось хорошо. Статьи в западных газетах хвалили советские выступления как «исключительно хорошо организованные» и утверждали, что Россия «прислала в суд своих самых умелых людей»[822]. Судя по письмам в адрес