Шрифт:
Закладка:
Кажется, мы дошли до третьей песни (для того чтобы любое вещество распространилось по организму, требуется минут пятнадцать), когда я понял, что у меня серьезные проблемы. «О Господи Иисусе Христе!» Я заковылял к барабанной стойке. Я выставил руку, поскользнулся и упал. Я был такой обдолбанный – отличный способ заново произвести впечатление на Джо. Как говорит Джо, классно наблюдать за катастрофой на сцене – это значит, что с группой все еще что-то происходит. В нас было до хуя ошибок, не то что в айподе, идеально воспроизводящем один трек за другим. Но в моем случае эту машину давно уже надо было сдавать в утиль.
Менеджеры – те еще хищники, они дурачат звезд и нас дурили, использовали и оскорбляли далеко не один раз.
В начале 1984 года группа снова собралась в доме Тома. Было офигенно. Наш старый движок снова завелся – и прерывался, и гудел, и выключался, и испарялся. Мы встретились первый раз за три года, и все были такими обдолбанными! В конце концов все дошло до критической точки, и Тим Коллинз вспомнил, что сказал ему тот промоутер на вечеринке: «У тебя ничего не получится. Эти ребята – алкоголики и наркоманы. Твоя единственная надежда – это ОАА». Пора было Aerosmith протрезветь. Так как я был Главным Отбросом, с меня и начали. В феврале 1985 года я оказался в «Ист-Хаусе», реабилитационный центр в больнице МакЛина в Белмонте, Массачусетс. Я написал об этом в песне My Fist Your Face:
Wake up, baby, what you in for
Start the day upon your knees
What you pissin’ in the wind for
You musta snorted too much bleez
East House pinball wizard
Full tilt bozo plague
Second floor trekkie makin’ warp speed out the door
Julio Afrokeluchie
He the only one who stayed
Counting up the days
Please, no more
Проснись, малыш, где бы ты ни был
Начни свой день с колен
Зачем ты ссышь на ветер?
Наверное, снюхал слишком много дури
Мастер пинбола в «Ист-Хаусе»
Вовсю бушует дебильная чума
Второй этаж, фанаты вылетают за дверь на сверхзвуковой скорости
Хулио Афрокелучи
Остался лишь он
И считал дни
Пожалуйста, хватит
Разумеется, я тоже не хотел отдавать все разом. Пока я был там, Тереза снабжала меня. И так уж вышло, что друг Тима Коллинза был там в тот же момент и покупал дурь для самого Тима. Джо узнал об этом, позвонил Терезе и сказал: «Я тебе все ноги переломаю, если будешь давать Стивену кокаин!» Тем временем хозяин Ватикана, Тим Коллинз, разрешил Джо пить и делать все, что он захочет.
Они решили, что, пока трезвым буду я, группа сможет нормально существовать. Мне нужно было держать себя в руках, чтобы Aerosmith могли выступать. Надо поставить Стивена на ноги! Поэтому я оказался в «Ист-Хаусе» в МакЛине во второй раз осенью того же года. В МакЛине я познакомился с психологом по имени Боб Хирн и в первый раз начал задумываться о каком-то будущем помимо наркотиков и бухла. Проблема в том, что рок-н-ролл – это мир фантазий, и часть этих фантазий заключается в том, чтобы быть под кайфом. Как и большинство рок-звезд, я болен Пубертационным тупиком. Я никогда не повзрослею. Такое бешеное двенадцатилетнее настроение – без него и на сцену выходить невозможно. В мире рока не надо взрослеть, потому что ты настолько изолирован от мира, что ни о чем не думаешь. Все делают за тебя… ты окружен своей командой, менеджерами, промоутерами, PR-агентами. А как арендовать машину, купить билет на самолет, снять комнату в отеле? А, так им надо сначала звонить?
На реабилитации они там придумывают всякие теории:
– Нет-нет-нет, Стивен, не рисуй правой рукой! Рисуй недоминантной рукой!
– Зачем? Потому что я не умею играть левой рукой?
– Да, тогда ты сможешь придумать что-то новое!
Аааа-га.
И даже если бы я – благодаря молитвам, воздержанию и сверхчеловеческой силе духа – смог избавиться от демонов наркотиков и алкоголя, то что насчет моих друзей? Разумеется, время от времени я звонил Тиму из центра и спрашивал:
– А где Джо? Когда Джо сюда приедет?
– А Джо сейчас на островах.
Тим отпустил Джо на остров, где он пил опиумные настойки, от которых немели десны. Проблема со мной, Нулевым пациентом, заключалась в том, что все остальные в группе и по всему миру все еще принимали – в огромных количествах, – поэтому, естественно, мне ничего не помогало.
Теория Тима о том, что группу сразу же надо отправлять на гастроли, была ужасно нелепой. В целом, это было что-то вроде терапии 411… Он просил своего секретаря разузнать все о встречах ОАА в тех городах, где мы играли. Звонок. Начинаем считать… один шимпанзе, два шимпанзе, три шимпанзе, четыре шимпанзе, пять шимпанзе. Оператор Лили Томлин:
– С-кем-мне-вас-соединить?
– Соедините, пожалуйста с ОАА в центре Лос-Анджелеса. Спасибо, я подожду.
Гнусавый голос помощника оператора:
– Диктую номер…
В смысле, это займет минуту, вам не кажется? Две? Потом набираешь номер ОАА в Лос-Анджелесе:
– Здравствуйте. Какой у вас адрес? У вас проводятся собрания? По каким дням?
Такой у Тима Коллинза был план – сохранять Aerosmith трезвыми.
Тим Коллинз нашел нам с Терезой квартиру на Бикон-Хилл, Бостон, и еще одну для Джоуи. Потом мы переехали из этой квартиры в квартиру получше, в Бруклине. Мы с Терезой начали ходить в метадоновую клинику на Кенмор-сквер, чтобы привести себя в порядок. Это было осенью 1986 года. В метадоновой клинике я снизил дозу до пяти миллиграммов в день, потому что мне не нравилось, как идут дела. Было слишком много наркотиков и слишком много героина, и я понимал, что если ничего не сделаю, то мне придет Конец. Кто знает, справился ли бы я сам, но я уже начал что-то понимать. Никто не просил меня ходить в метадоновую клинику. Мы с Терезой просто сами так решили. Мы хотели пожениться и завести детей, нам нужно было как-то менять свою жизнь.
Однажды Тим позвонил мне
