продемонстрировала свою благодарность, впившись зубами в шею Шарлин.

3

Стефани посмотрела в зеркало заднего вида, заезжая на подъездную дорожку Бобби. В доме было темно, лишь на крыльце горел свет.

– Твой старик по-прежнему рано ложится спать, да?

– Каждый субботний вечер, – ответил Райли. Он поднял глаза на дом и вздохнул. – Могу я остаться сегодня у тебя?

Она захотела нахмуриться, но все равно заставила себя улыбнуться.

– Я уже испытываю судьбу, вытащив тебя так поздно. Будет лучше, если ты сейчас пойдешь домой. Возможно, сможешь переночевать у меня в следующие выходные. – Стефани смотрела, как Райли вылезает из машины. Он был почти у крыльца, когда она опустила окно и окликнула его.

– Эй, Райли? – Он резко развернулся, светясь от радости, в надежде, что она передумала. Хоть Стефани и не изменила свое решение, выражение нетерпения на его лице заставило ее улыбнуться. – Насчет того, о чем мы сегодня говорили на радиостанции. Не рассказывай папе. Во всяком случае пока, хорошо? Нам с твоим дядей Джеком нужно кое-что выяснить. Ты же знаешь, как Бобби может отнестись к… подобным вещам.

Райли кивнул. Она догадывалась, что он знал это не хуже других, возможно, даже лучше, чем она.

– Что если он устроит мне взбучку за то, что я вернулся так поздно?

Стефани ухмыльнулась.

– Вали все на своего дядю, мистера Большое Дурное Влияние.

Они рассмеялись, после чего пожелали друг другу спокойной ночи. Стефани подождала, когда Райли закроет за собой входную дверь, и выехала задним ходом с подъездной дорожки. Потянулась, чтобы включить радио, но в нерешительности опустила руку. В большинстве случаев музыка помогала ей прочистить голову и сосредоточиться на текущих задачах. Но сегодня в голове слишком много всего происходило, слишком многое нужно было обдумать. Музыка лишь помешала бы ей разгадывать головоломку. Стефани снова положила руку на руль.

«Нужно все выяснить, прежде чем поднимать эту тему. Ты знала, что картина как-то связана с тем, что случилось в церкви. Даже если не помнила всего, все равно знала».

Но она помнила, хотя и не ожидала этого от себя. Воспоминания всегда были рядом, скрытые за завесой невежества. Иногда, когда она спала, они всплывали на поверхность, проявляясь в форме жутких кошмаров, от которых не помогало ни снотворное, ни психотерапия. И когда она просыпалась, они снова погружались в темноту ее подсознания, как акулы, всегда плавающие рядом и поджидающие.

Те ужасные образы, которые, по ее мнению, она себе вообразила – грот, глаза, песнопения и заклинания, прикосновения отца, надругательства, мерзкие проповеди, свечение глаз и приглушенный голос в голове, приказывающий ей молчать, закрыть глаза и смириться, – являлись воспоминаниями из детства. Все эти годы она носила клеймо члена «Стауфордской шестерки» и никогда по-настоящему не сталкивалась со страшной реальностью, что значит быть таковой.

Стефани ехала в тишине по району Бобби, пока не добралась до Мэйн-стрит. Оттуда проследовала по эстакаде в восточную часть города, миновала поворот к своему дому, и направилась к торговому центру, где в 80-е и 90-е по вечерам в пятницу гуляли кругами подростки. Остановившись на красный, она посмотрела с холма на парковку, чей потрескавшийся асфальт был освещен бледным фосфорным свечением витрин закрытых магазинов. Перед местным «Кроджером» стояли бок о бок две полицейские патрульные машины, в остальном парковка была пустой. В эти дни, теперь, когда социальное взаимодействие можно было осуществлять, не выходя из дома, одним нажатием кнопки, никто здесь не гулял.

«Куда бы я ни пошла, везде одни лишь призраки», – подумала она. Каждая улица, каждый магазин, каждый дом, мимо которого она проходила, несли на себе воспоминания о том, что она была не такой, как все. Одна из изгоев, которых мучили и которых не понимали. Одна из «Стауфордской шестерки». Ребенок, чье детство было украдено во имя безымянного бога. Стауфорд, может, и был ее родным городом, но не любил ее. Ему было все равно, кто она, и он имел все основания презирать ее. Возможно, он презирал их всех, по-своему. И в чем-то даже больше, чем другие. Возможно, она застряла в Стауфорде в тщетной и извращенной попытке вернуть его любовь. Как презираемый ребенок, пытающийся умилостивить родителя – или, в ее случае, мертвых мать и отца.

Загорелся зеленый, но она не сдвинулась с места.

Глядя на витрины закрытых магазинов, Стефани Грин осознала, что все это время лгала себе. Стауфорду было плевать, и это уже не изменится. Испорченная кровь, воздвигшая этот равнодушный город, никуда не денется до скончания веков. И в отличие от той лжи, которую Стефани говорила себе все эти годы, чтобы функционировать и вести какое-то подобие нормальной жизни, эти воспоминания были правдой. Они были настоящими и теперь, с сегодняшними откровениями Джека, возможно, даже получат продолжение.

Если верить тому, что сказал Райли. И зачем ребенку лгать? Она вспомнила дрожащие руки мальчишки, когда тот рассказывал им о том, что видел прошлой ночью в лесу. Рассказ Джека об их пребывании в гроте, невероятном пространстве под фундаментом отцовской церкви, помог собрать все воедино. Она помнила отцовского идола, это адское существо с большими зубами и безумными глазами, исполненными тайного знания. С какой стати Джини Тремли захотелось заполучить эту ужасную вещь?

– Может, как некий извращенный памятный сувенир? – Звук собственного голоса отвлек ее от мыслей. Ее не волновало, что он слегка подрагивает от страха. Стефани подняла глаза, увидела, что снова загорелся зеленый, и нажала на газ. Тревожная мысль о намерениях Джини не отпускала до следующего перекрестка. Стефани включила «поворотник» и выехала на бульвар Камберленд-Гэп-Паркуэй.

Нет, это не памятный сувенир. Помнишь, что еще было в записной книжке? Новостные статьи, журнальные вырезки и комментарии ко всем тем символам? Что-то про лунные фазы? И разве Джек не говорил, что некоторые из этих символов высечены на надгробии Джини?

На мгновение Стефани подумала о том, чтобы съездить на кладбище и разузнать все самой, но мысль о прогулке среди могил так поздно показалась ей неосмотрительной. Вместо этого она проехала еще милю, после чего свернула с бульвара и, миновав старое здание школы Лэйн-Кэмп, спустилась по холму и направилась к Стэндард-авеню.

Вдали над рядом деревьев появился дом Джини Тремли, возвышающийся над окрестностями. В окнах горел свет. Она догадывалась, что Джек уже дома, и припаркованная машина подтвердила ее предположение. Нужно ли ей заглядывать к нему? Да и зачем? Они оба устали, были морально и эмоционально вымотаны после