быть иначе?

Райли открыл дверь в студию и прошел на цыпочках внутрь. Стефани повернулась к нему.

– Что такое, Райли?

– Я видел его, – ответил мальчик. – Человека с голубыми глазами.

7

Джимми обхватил себя руками, когда Эмбер нажала на педаль газа. Ее неоново-зеленый «фольксваген» на полной скорости вошел в поворот, разбрызгивая во все стороны кусочки гравия. На выбоине, заполненной дождевой водой, автомобиль тряхнуло, и Эмбер резко взвизгнула, а затем пронзительно рассмеялась. Джимми терпеть не мог ее смех за эту его пронзительность. Не было ничего смешного, особенно в самоубийственной манере вождения.

Но когда он посмотрел на нее и увидел ее пухлые губы, освещенные светом от приборной панели, все, что он не выносил в Эмбер Роджерс, опустилось ниже пояса. Он представил, как целует эти губы; представил, как эти губы целуют его, и не только в лицо. «Скоро», – подумал он. На очередном ухабе автомобиль подбросило вверх. Джимми стиснул зубы. Живот скрутило, опухший нос пульсировал болью. «Возможно, если только переживем эту поездку».

Через очередную милю ужасов Эмбер притормозила, и машина вошла в новый поворот. Фары осветили задний бампер ржавого желтого пикапа, припаркованного в сырой траве возле гравийной дорожки. Джимми не узнал его.

– Похоже, мы здесь не одни, – сказала Эмбер. – Ты когда-нибудь приезжал сюда раньше?

– Конечно, – ответил Джимми. Ложь выскользнула у него изо рта, прежде чем он успел подумать. – Постоянно.

– Мне нравится приезжать сюда.

«Не сомневаюсь», – подумал Джимми и прикусил щеку, чтобы не улыбнуться. Он слышал все эти истории от остальных игроков стауфордской команды. Эмбер Роджерс была их неофициальным талисманом и уже не по разу ходила по рукам. О ее подвигах ходили легенды. В прошлом году она даже переспала со всей командой на домашней вечеринке у Томми Хармона, когда его родители уезжали из города на выходные. Джимми знал, что эти слухи были правдой – у Томми было доказательство в виде снимков на телефоне.

Когда Эмбер впервые проявила к Джимми интерес, он испытал некоторое отвращение. Да, она была классной и обладала потрясающей задницей, но еще ее уже дважды оставляли на второй год, и через пару месяцев ей должно было исполниться восемнадцать. Для нее он был зеленым малолеткой, и при мысли, что до него ее имели все кому не лень, внутри у него все переворачивалось. Но остальные члены команды уговорили его. Трахать Эмбер Роджерс было для «Стауфордских бульдогов» обрядом посвящения. И Джимми намеревался закрепить свое место в команде.

Эмбер заглушила двигатель, но радио оставила включенным. В такой глуши городская радиостанция «Топ Форти» не ловилась, зато старая рок-станция из Ноксвилла работала прекрасно. Эмбер убавила громкость и расстегнула ремень безопасности. Джимми откинулся назад и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме боли.

– Как твой нос?

– Болит охренеть как, – пробормотал он. – Тому говнюку трындец.

Она хихикнула.

– Можно я посмотрю? Когда будешь надирать ему задницу?

– Хочешь это увидеть?

– Конечно. Он же разбил тебе лицо. – Она шлепнула кулаком себе по ладони. – А мне нравится твое детское личико.

Что-то шевельнулось у него внутри. Что-то, чего он не чувствовал с начальной школы, когда подарил Тиффани Брэдфорд цветок на перемене. В животе будто запорхали бабочки, а сердце пронзил электрический разряд. В его среде такие чувства являлись запретной темой, и о них лучше было не говорить. Если станет известно, что Джимми Корд испытывает что-то к этой шлюхе, его репутация восходящей звезды футбола Стауфорда рухнет, не успев вырасти. В этой игре эмоции были недопустимы. Он знал, что для Эмбер Роджерс он будет следующим именем в списке команды и для нее это был такой же обряд посвящения, как и для него.

Она протянула руку и провела пальцами по его подбородку. Внутри у него запорхали знакомые бабочки. Джимми втянул в себя воздух, и на мгновение позволил рассудку блуждать по запретной территории грез и фантазий. Что, если он действительно нравится Эмбер Роджерс? Черт, что если она любит его? И что если он испытывает к ней те же чувства? Отец разочаровался бы в нем, а парни в команде стали бы его высмеивать. Но все это не имело бы значения, поскольку у него была бы она. В виде вспышки он увидел, как они вместе пойдут в колледж, возможно, даже поженятся, возможно…

– Итак, – произнесла Эмбер, накручивая себе на палец локон волос, – Я дала тебе обещание.

– Угу.

– Хочешь, чтобы я сдержала его?

Джимми ухмыльнулся, лицо у него вспыхнуло огнем. Он совершенно забыл о боли в сломанном носу. Гормоны бушевали, тело онемело, поскольку вся кровь отхлынула вниз. Перед глазами плыло, словно он смотрел сквозь грязную линзу. По краям все было как в тумане, а в центре – кокетливая ухмылка Эмбер, ее гладкая кожа, большие глаза, отражающие свет от панели радиоприемника. Когда она коснулась его руки, кожа у него пошла мурашками. Кончики ее пальцев посылали по всему телу электрические разряды. Он ахнул.

– Я принимаю это как знак согласия. Сиденье откидывается назад, как ты знаешь.

Джимми с трудом сглотнул. Сердце у него бешено стучало, одеревеневшие руки нащупывали рычажок сбоку от сиденья. Он потянул за него слишком сильно, и спинка полностью упала назад. Они оба рассмеялись, их голоса были наполнены неловкой нервозностью – или нетерпением? Горячим желанием, чем-то, чего они оба хотели, казалось, целую вечность, а в действительности – лишь пару недель. Для возбужденных подростков две недели казались годами: каждая пропитанная желанием минута тянулась медленно, секунда за мучительной секундой. Боже, Джимми никогда такого раньше не чувствовал. Это ожидание, предвкушение возможности почувствовать на себе ее губы было сродни эйфории.

Эмбер положила руку ему на грудь.

– Ложись, – прошептала она, улыбаясь. – Закрой глаза.

– Я хочу смотреть, – произнес он, почти в отчаянии, будто нуждался в ее разрешении. А почему бы и нет? Здесь она – главная. Он принадлежит ей, отныне и навсегда.

Эмбер одарила его озорным взглядом, когда ее пальцы нашли «молнию» у него на ширинке. Джимми улыбнулся в предвкушении рая, который сулил кончик ее язычка.

Когда он оторвал взгляд от ее затылка, что-то впереди, за лобовым стеклом, привлекло его внимание. Какое-то движение.

– Эй, – тихо произнес он. Эмбер хихикнула, продолжая возиться с ширинкой его джинсов. Что-то промелькнуло мимо. Что-то бледно-голубое, светящееся в ночи. А еще были звуки. Приглушенное щебетание, пронзительное, почти музыкальное по своей природе. Звук, возвращающий его в начальную школу, когда класс отпустили побегать по детской площадке через улицу.

Его разум отстранился от надвигающейся эйфории ниже пояса. Сердце учащенно стучало – не