Медея была в его руках. Та самая Медея с золотым руном бессмертия – наградой долгих поисков Цеха. Она может исчезнуть в любой момент, как и поступила, когда приехала с ним в «Кед-Кеди».

Ворвавшись в сахлю, совсем забыв о Машо, он с удивлением увидел одну из них на ресепшене. Андроид приветливо улыбнулся.

–Товарищ Григорий Алексеевич?– спросила девушка.

–Да, это я. Относительно меня распоряжений сверху не было?– поинтересовался Гога на всякий случай.– От быка Мемфиса.

Машо игриво прикрыла глаза ресничками, обновляя электронную почту, хотя полчаса назад могла и пристрелить.

–От товарища Мемфиса относительно вас распоряжений не было. Но должна предупредить, все номера заняты.

–Знаю, я сам их и занял. Дай мне телефон.

Девушка в нарядном грузинском костюме взяла со стола смартфон.

–Кого вам набрать?

–Банно-прачечный комбинат №66, заведующего. Скажи: срочно, очень важно!

Машо подождала соединения.

–Это Комбинат? Григорий Алексеевич по важному, очень срочному делу спрашивает заведующего… Моется?

–Как это «моется»? Знаю я, как он моется,– вскипел Гога.– Скажи: «Золотое руно у меня».

На другом конце послышалось, как кто-то передает разговор. Потом звяканье стаканов, смех, шум отодвигаемого стула. Гога наконец услышал босса.

–Гелик Давидович! Мамой клянусь, сам видел.

–Что?

–Руно!

–Какое руно?

–Наше настоящее золотое руно.

–Так, говори потише. Вокруг никого нет?

–Нет. Ах, если бы вы видели, что творится в «Кед-Кеди», вы бы глазам своим не поверили. Золотое руно у меня в кармане. Почти…

–«Почти» не считается. Говори!

Гога изложил историю прибытия в «Кед-Кеди» с Чумой, который захватил его сюда, направляясь по вызову какого-то Заказчика. Поведал драму отношений с Медеей и про чудовище, скрывшееся с девушкой.

–Дурак! Не смог руно от шкуры отличить, когда с девицей был?– отчитал его Гелик Давидович.

–Не мог. И вы бы не смогли,– оправдался Гога.

–Ладно, что надо?

–Надо людей, человек сто. Темнеет. Искать пойдем.

–Куда?

–Сюда, под водопад.

–Не убедил, но хорошо. Однако если ты просто обкурился, смотри: на шашлык посажу и съем. Не сам, друзьям дам.

К 20.00 поселок «Кед-Кеди» ожил. Военные, полицейские яхты кружились в небе, как стрекозы, освещая виллы прожекторами. На поляне у центральной сахли, встречая людей, стоял, отдавая команды, Гога. Тут же на лавочке с бутылкой вина сидели Богли, Чума и Костя.

–Охота на быка?– спросил Константин.

–Да,– возбужденно ответил Гога.

–Мы не пойдем,– за всех ответил агроном.– Предлагаю тост за настоящих мужиков.

Мужчины выпили на троих. Костя налил снова.

–Теперь – за женщин. Каждый за свою!

Все пригубили за Медею.

С небес спустилась яхта босса Общества тбилисских цеховых подпольщиков, Гелика Давидовича, заведующего Банно-прачечным комбинатом №66. Василашвили встретил шефа.

–Ну пойдем, герой. Покажешь своего Минотавра.

Заведующий приехал на дело из-за стола – веселый, пьяный, смелый, в зеленом спортивном костюме «Адидас» с патронташем через плечо, помповым ружьем и своим охотничьим псом – терьером, лучшим в Грузии.

20.15 Дня равноденствия 2222.

Москва, Кремль и Мозговой Центр Управления Мира и Порядка

Президент СССР Волгин Леонид Ильич в бежевом бархатном халате ходил по нарядной зале в Кремле, оформленной в стиле эпохи русского национального возрождения. Светло-голубые, тканевые обои ивановской фабрики, виньетки на потолке, массивная, блистающая гранями алмазов люстра, многочисленная мебель из карельской березы, фарфоровые вазы со свежесрезанными цветами символизировали открытость и легкость президента. От предшественников он оставил в кабинете три полотна в золотых рамах: портрет Николая Первого в гусарском костюме, с бакенбардами на румяном улыбающемся лице; работу «Брежнев среди комбайнерок совхоза „Трудовой Подвиг“» художника Шмякина и выкупленный на аукционе «Сотбис» жанровый портрет «Хрущев и Монро» Александра Дейнеки. Более других Волгину нравилась работа Дейнеки, написанная масштабно, в советском духе откровенного ню. Монро была почти раздета, ярко освещена на контрасте с Хрущевым, написанным темными красками, в безразмерном костюме. Мэрилин держала Никиту за руку и, казалось, тянула его к себе. Уже 250 лет они, заточенные в роскошную раму, смотрели друг на друга. Из рассекреченных документов советских архивов было известно о встрече Хрущева с Монро в 1959 году. С первого взгляда оценив красоту актрисы и свой статус главы ядерной державы, капитана СССР, он поручил начальнику секретной службы Судоплатову тайно организовать свидание с кинозвездой. Тот исполнил поручение.

–Вы коммунистка?– спросил Никита.

–Да,– страстно ответила Монро, заглянув ему в глаза так, что Никита Сергеевич перестал сомневаться.

–Вы согласны работать на советскую разведку?

–Да,– Монро, почувствовала, как в Хрущеве заработала эротическая ракетная установка,– но на условиях взаимности.

Хрущев с трудом представил себя американским шпионом.

–Хорошо,– простодушно ответил он.– Вам я открою все свои секреты.

Монро прикрыла веки от удовольствия общения с умным, респектабельным джентльменом. Утром Никита Сергеевич оставил Монро в номере отеля «Беверли-Хиллз». Звезда спала, утопая в подушках и собственном сиянии. Агенты принесли вазы с цветами – Хрущев подарил их в память о ночи страсти и любви, подтверждающей дружбу между советским и американским народами. Тайно от жены Хрущев заказал художественное полотно великому советскому живописцу. Александр Дейнека посетил США, где создал работу о встрече двух современников. В 1962 году Мэрилин, под героиновыми пытками, не признавшись о службе на советскую разведку, была убита агентами ЦРУ. Никита, не находя себе места от коварства классового врага, приказал разместить на Кубе ядерные ракеты, намереваясь стереть США с карты мира. Джон Кеннеди, понимая чувства Хрущева, предотвратил трагедию, пригрозив: если хоть одна бомба упадет на Штаты, он сообщит о его романе жене. Этот инцидент вошел в историю, как Карибский кризис. В 1963 году по просьбе Никиты наемный убийца застрелил Кеннеди, а в 1964‐м, опасаясь разоблачения, Хрущев ушел с поста руководителя СССР. Так хорошо начавшиеся отношения между народами погрузились в омут недоверия и интриг.

В картине ощущался диссонанс ответственности за мир и личных чувств. Волгину нравилось настроение, исходящее от полотна, острота, глубина момента. «Как много значат для судеб мира женщины»,– думал он. Глядя на Монро, Волгин ощущал себя темным, таинственным мужчиной с портрета, который правит Империей и является порукой мира в той части вселенной, куда проник взгляд человека советской страны.