- Вы молодец, Таисия Валерьевна, - шепчет. - Хорошо держались!

Возможно. Возможно, это так и выглядело. И хорошо, что никто не знает, что творится у меня внутри. И насколько я профнепригодна. Мне хочется побиться в истерике.

Но биться в истерике я не могу, это место занято. У меня там Лера в истерике бьётся.

Пока убираются в операционной, иду через нее взглянуть на Руслана.

Бледный... Под глазами синяки, под скулами провалы. Словно он за пару часов похудел килограмм на десять. Хотя большой потери крови не было.

Меня это пугает.

Но я уже испугана настолько, что ресурса на усугубление этого состояния нет.

Внутри меня бьются темные птицы, периодически закрывая своими крыльями свет. И в глазах в эти моменты темнеет.

Но это внутри. Я их не выпускаю. Потому что Руслану это во вред. Ему нужен хирург, и я выпускаю из себя только хирурга, оставляя всех своих истеричных чудовищ внутри.

С ними я потом всё... Дома... Утоплю в недопитом коньяке.

Рус что-то невнятное мычит, едва шевеля губами.

Помещение проветривалось, и здесь прохладно.

- Его надо накрыть одеялом, - сжимаю его ледяную кисть.

- Сейчас принесут, - что-то втыкает ему в капельницу Горыныч.

- ...Моя девочка... - неразборчиво шепчет Руслан.

Сажусь на стул, утыкаясь лбом в его плечо.

- Так, Таисия, кыш! Нечего мне тут информационную безопасность клиента нарушать.

Выпроваживает меня, бережно ведя к двери.

- Все что посчитает нужным, он тебе в ясном уме расскажет. Чай иди пей, глюкозу поднимай. Вдруг кого ещё привезут?

Издеваетесь?..

Выталкивает, закрывает дверь.

В коридоре мне тут же даёт в руки кружку со сладким чаем Ира Васильевна.

- Пей!

С мятой...

- С крещением, - приобнимает за плечи, идущий мне на смену в операционную Жданов. - Все будет хорошо. На самом Хасанове крестили, будешь отличным хирургом!

Выдавливаю натянутую полуулыбку.

Если буду...

Там опять кого-то везут. Но ассистировать Жданову буду не я. Давид.

Не смогла его подпустить к Хасанову. Только ассистировал.

Сначала казалось, кто угодно, кроме меня. Любой хирург сделает лучше! А потом - нет... Я бережно и аккуратно. Едва касаясь. Все время, словно слыша его голос в голове, который руководил мной во время операции.

Давид пришел уже после ее начала.

- Ну?? - отводит меня в сторону Ирина Васильевна.

Пожимаю молча плечами.

- Случай не сложный... - как робот выдаю я. - Гематома. Мозг не поврежден, только компрессия. Мы ее быстро и аккуратно убрали. Всё почистили, кровотечение остановили. Собрали обратно. Отека практически нет. Но сказать, что это безобидная травма нельзя. Любой удар головой может дать непредсказуемые последствия.

- Да что ты мне как родственникам - формулы свои стандартные!

- А что сказать?! - срываюсь на нервное шипение.

- Ты все хорошо сделала?!

- Да!! Давид сказал - да. Мы все сделали...

- Ну вот и молодец, - обнимая за плечи ведёт в подсобку.

Там, на диване Хасанова, который до сих пор не вернулся в кабинет, Ник успокаивает Леру.

Я присаживаюсь к ней с другой стороны.

- Всё... - шепчу я, глажу ее по волосам. - Хватит плакать. Операция прошла хорошо. Папу скоро в палату интенсивной терапии переведут.

Замирает, заглядывает мне в глаза.

- Ты сама плачешь! - обличающе.

- Нет, - сжимаю челюсти.

- Да!!

- Нет-нет, - вдыхаю поглубже.

- Он придет в себя?

- Конечно. Обязательно.

Это никому неведомо после травмы головы - в себя ли придет пациент.

- Его жизни ничего не угрожает.

В остальном - помолимся...

Сейчас его повезут на МРТ, проверить все ли хорошо с другими отделами мозга и с телом, в целом. Очевидное и экстренное мы устранили.

Все это я не говорю Лере. Не хочу ее пугать.

Стою второй час столбом у палаты интенсивной терапии, глядя на его закрытые глаза через стекло. Горыныч велел не ходить и не тревожить "пациента". Он ещё под препаратами.

Держу в руках пачку снимков МРТ. Слепо листаю их в десятый раз. Иногда пишу вопросы нашему рентгенологу, когда мне кажется, что что-то не так на снимке. Он терпеливо уверяет, что это особенность строения или какой-нибудь артефакт аппарата МРТ, который тот периодически выдает. Мне кажется я выучила этот гениальный мозг наизусть.

Приходи в себя, родной! Если нет тут ничего критического, почему ты до сих пор не открыл глаза?!

Его грудная клетка равномерно вздымается. Рядом стоит капельница.

- Добрый вечер, Таисия Валерьевна, - подходит Карл Ильич. - Как Руслан?

- В себя не приходит. Борис Горыныч сказал, что он спит под препаратами.

Вытаскивает у меня из рук снимки.

- Рассказывай...

Сухо рассказываю диагностику, ход операции, прогноз.

- Хорошо, - кивает он.

- А ребенок?...

- Что?

- Вы ребенка оперировали? Как он?

- Операция прошла без осложнений. В реанимации.

Киваю.

Боковым зрением ловлю какое то лёгкое движение мимики на лице Руслана.

- Извините, - всовываю ему в руки все снимки.

Захожу в палату. Наклоняюсь, вглядываясь в лицо Хасанову.

- Рус...

Веки вздрагивают.

- Руслан! Ну, давай... - поднимаю его тяжёлую безвольную руку.

Карл Ильич тоже входит.

- Ну как же ты так, Руслан, - негромко сетует он.

Руслан медленно открывает глаза. Я замираю, забывая дышать.

- Ну вот... - ловит пальцами его пульс Бергман. - Вернулся.

Хасанов мучительно морщится, облизывая пересохшие губы.

- Ты понимаешь меня?

- Да...

- Как тебя зовут?

- Хасанов.

- Кто ты?

- Нейро... хирург...

- Хорошо, - поднимает его веки, заглядывая в зрачки.

- А я кто?

- Берг... ман... - с усилием.

- Какой сегодня день?

- Мм... нет. Не помню.