Карл Ильич приспустив очки опять читает мое заявление. Потом читает кратко изложенный проект развития отделения. И снова - заявление.

Прокашливается.

- Руслан... Ты это серьезно написал? - взмахивает заявлением.

- А у меня репутация шутника?

- Почему??

- Пусть Ульяна Карловна Вам свою версию расскажет. Из уважения к Вам, я не хочу трясти ее грязным бельем. Но для меня это крайне оскорбительная ситуация.

- Мне кажется, ты не так понял Ульяну, Руслан.

- Хм. Может быть! - пожимаю плечами. - Но и Вы поймите, я загруженный хирург. Мне некогда понимать посторонних женщин. У руководителя не должно быть пола в принципе! Я хочу работать спокойно, без интриг, шантажа и склок. Мне нужно найти то место, которое будет меня продвигать столь же эффективно, насколько и я его. У меня теперь два больных ребенка. Я должен о них позаботиться в первую очередь. Вам, как любящему отцу, готовому на все ради своего, должны быть понятны мои решения. И - да, у меня большие амбиции. Я не хочу чтобы то, чего я достиг сейчас, стало моим профессиональным потолком. Чтобы меня выжгли на элементарной практике, когда я могу делать вещи на порядок... На два порядка уникальнее! Да то, чем я сейчас занимаюсь могут легко делать Жданов, Варшавин и даже уже Зотова. Мы стреляем из пушки по воробьям! Я очень благодарен за старт карьеры, но представление о дальнейшем ее развитии у меня не совпадает со стратегией клиники.

Дай мне оборудование, короче, и уйми Ульяну. Вот такой вот простой месседж.

Карл Ильич вставляет лист в шредер. Нажимает кнопку, превращая мое заявление в кучку макулатуры.

Стучит задумчиво пальцами по столу.

- Я, все же настаиваю, что вышло недопонимание. Иди работай, Руслан, - хмурится и стучит пальцами по столу.

- Увы, я не могу. Не могу оперировать в таком состоянии и такой атмосфере, - давлю на него. - Все, что можно отменить, я отменил. Что нельзя - подхватит Владимир Алексеевич. Несколько сложных срочных операций я доведу сам. На этом - всё. Подпишите.

Кладу ему на стол дубликат заявления.

- Ты должен был предупредить за месяц. Это написано в твоём трудовом...

- У меня шестьдесят дней отпуска в запасе, в который я не пошел. По-моему, это должно перекрыть.

- Так не делается, Руслан.

- Хорошо. Месяц. Подпишите!

Как раз дотяну первую стадию лечения Никиты.

Лицо Карла Ильича рассерженно вздрагивает. Ставит размашистую подпись.

Окей! Переживу.

Тянусь за заявлением.

Он прячет его себе в стол, не позволяя забрать.

- Пусть побудет у меня.

Старый хитрый еврей!

- Хорошо.

- Держи... - протягивает бумаги.

- Что это?

- Это новый аппарат УЗИ, который ты просил у меня. С этими документами подъедь в мед технику, выбери из того, что у них в наличии на складах.

- Благодарю, Карл Ильич.

Уткнувшись в телефон, поднимаюсь наверх. Делаю шкуру мамонта у ног Таи осязаемой. На одну из карт перевожу сумму, которой ей не хватает для того, чтобы Никита поехал в Германию. На случай, если здесь у меня все же не выйдет.

Это крупная сумма, но я хочу разделить эти вещи: я - как хирург, и я - как мужчина.

Пусть, черт возьми, забирает эту шкуру! Я хочу ей ее отдать. И если больше ничего не нужно от меня...

Сталкиваюсь в дверях своего кабинета с Таей.

Тяжёлым взглядом заставляю ее сделать шаг назад. Захожу сам. Поворачиваю за спиной ключ.

Мне казалось, я спокойно смогу поговорить с ней, но сейчас как у мальчишки сердце сбивается с ритма и в горле ком.

Не любят тебя, Хасанов?

Так бывает, да...

В какой момент я заговорил этими терминами, мать вашу?! Нахуя?? Разве нам плохо без этих слов?

Это же просто биохимия, Хасанов, элементарная и пошлая биохимия...

Ну почему рвёт-то так?!

Вот твои животные, древние как первые динозавры, инстинкты считывают ее ДНК код - через белозубую улыбку, через манящий перепад от талии к бёдрам, правильные пропорции лица, запах, ясные белки глаз, бархат кожи - здорова, фертильна, готова к размножению, выносит, родит, выкормит потомство. И ты этот код романтизируешь на основании программ уже социальных. Вот и все! И она - тоже. Ну на какой хрен тебе от нее какие-то слова? Это же бред чистой воды. Гормональный психоз.

Но без этих слов... всё - "крокодил не ловится, не растет кокос", блять!

Соврала бы хоть, что ли, Зотова...

Мне ведь всего от тебя достаточно. Кроме слов этих - избитых и бессмысленных. Ну какой в них прикладной смысл? А вот поди ж ты... Достала меня своим молчанием до печенок и сердечную мышцу травмировала!

В груди сдавило, сжалось, ноет, душит... Ни хера себе спец эффекты! Кардиолог, блять. Знала как и куда проткнуть?

Мой взгляд скользит по ее утонченной линии челюсти, к ушку, шее... Мои губы помнят ощущение от скольжения по ее телу.

Не нужно мне ее признаний! - убеждаю себя.

Но от этого ещё хреновее. В разы. Потому что... жизненно нужно. Но не случилось…

“Вылечила”!

- Рус... - отмирает она первая, поднимая на меня грустный взгляд.

Делаю шаг ближе, подхватывая под бедра. Затыкаю ее рот агрессивным поцелуем.