Шрифт:
Закладка:
Но отсрочка оказалась бы бесполезной, если бы национальная партия осталась единодушной. Настроение народа и Палаты общин в пользу устранения герцога высказывалось с такой силой, что единодушие министров должно было наконец сделать это и тем самым избавить Англию от необходимости переворота 1688 года. Действительно, более благоразумные вожди национальной партии уже склонялись к перемене, осуществленной этой революцией. В случае устранения Якова II первое место в ряду наследников занимала его дочь Мария, супруга Вильгельма III Оранского; поэтому после неудачи с биллем о гарантиях лорды Темпль, Эссекс и Галифакс решились во время отсрочки парламента призвать Вильгельма III Оранского в Англию, ввести его в Совет и расчистить ему путь к престолу. К несчастью, у Шефтсбери были планы совсем другого рода. Он не доверял принцу Оранскому как родственнику королевского дома и противнику ослабления или ограничения королевской власти. Причину, по которой он стремился устранить притязания Вильгельма III Оранского, вероятно, нужно искать в приписываемом ему изречении: «Плохой закон создает хорошего короля». Каковы бы ни были его побуждения, он решил устранить притязания как Якова II и его детей, так и Вильгельма III Оранского и возвести на престол герцога Монмута. Монмут считался старшим из внебрачных детей короля; по характеру он был слабым и ничтожным распутником, но красотой и личной храбростью снискал любовь народа. И тут пошли слухи о тайном браке короля с его матерью. Шефтсбери посоветовал Карлу II поставить герцога во главе войск, посланных для подавления восстания крайних пресвитериан в Западной Шотландии, а по возвращении его оттуда убедил короля предоставить ему командование гвардией, что отдавало в руки Монмута единственную военную силу, бывшую в распоряжении короны.
Между тем лорды Сандерленд, Галифакс и Эссекс не только постоянно противодействовали планам Шефтсбери, но и видели в их успехе свою гибель. Они предложили королю распустить последний парламент, и гнев графа выразился в угрозах: люди, присоветовавшие роспуск, заплатят за это головами. Опасность выявилась, когда внезапная болезнь короля и отсутствие Якова II облегчили возможность вступления Монмута на престол.
Трое министров тотчас побудили Карла II вернуть герцога Йоркского, и хотя после выздоровления короля Яков II удалился в Шотландию, но Карл II лишил Монмута должности главнокомандующего войсками и велел ему, подобно Якову II, покинуть королевство. Оставшись в одиночестве из-за противодействия сторонников, Шефтсбери стал все шире пользоваться молвой о заговоре. Преследование его участников упорно продолжалось. В Лондоне были повешены трое католиков; в провинции казнили восьмерых священников. Сыщики и доносчики наводили ужас на все католические семьи. Шефтсбери рассчитывал при созыве парламента всеми этими ужасами повлиять на короля. Но Карл II уже заметил раскол, вызванный в национальной партии политикой графа; он видел, что Шефтсбери не поддерживает никто из его товарищей, кроме Рассела. Темпль, Эссекс, Галифакс считали возможным без насильственного переворота возвести на престол Марию: но отвергать нрава не только Якова II, но и его детей протестантов значило вызвать междоусобную войну. Поэтому Карл II в октябре 1679 года лишил Шефтсбери, при полном содействии его товарищей, должности президента Совета.
Эта отставка подала сигнал к борьбе, опасностей которой Карл II не скрывал от себя. До сих пор короля поддерживало его циничное мужество. Во время паники, вызванной заговором, люди «с удивлением видели его полное спокойствие среди таких смут и забот, говорил придворный Рересби, — но не в его характере было сильно тревожиться или задумываться надо чем-либо». Даже в разгар смуты, вызванной отставкой Шефтсбери, Карл II, по обыкновению, ловил рыбу и прогуливался по Виндзорскому парку. Но наблюдатели, более зоркие, чем Рересби, под покровом беспечности и беззаботности замечали сознание новой опасности. «С этого времени, — рассказывал Бернет, — его характер заметно изменился». Действительно, он стал «мрачен и задумчив; он видел, что ему приходится иметь дело со странным народом, который нельзя ни обмануть, ни испугать». Но Карл II встретил опасность с отличавшей его хладнокровной бесцеремонностью и возобновил тайные переговоры с Францией. Как и Карл II, Людовик XIV был встревожен воинственным настроением народа и хотел предупредить созыв парламента; но условия, на которых он предлагал субсидию, оказались слишком унизительными даже для податливого Карла II. Неудача заставила его созвать новый парламент; а страх, усердно поддерживаемый Шефтсбери при помощи новых сказок об избиениях и нашествиях, привел к избранию еще более тревожно настроенных представителей, чем члены только что распущенных палат. Масса ходатайств призывала короля позволить созыв парламента в начале 1680 года. Даже Совет был напуган предложением короля отсрочить его созыв до ноября, но Карл II настаивал на своем. Несмотря на свое одиночество, он твердо намерен был выиграть время, так как видел, что оно работает в его пользу.
Поток народных симпатий начал менять свое направление. Выдумки Отса показались, наконец, слишком невероятными даже легковерным присяжным, и оправдание четырех из его жертв показало, что паника начала спадать. Еще сильнее доказывали это неимоверные усилия Шефтсбери для ее поддержания. Он выдвинул новых доносчиков, клятвенно доказывавших существование заговора против самого графа и участие в нем герцога Йоркского и его единоверцев. В качестве доказательства новой опасности ссылались на бумагу, найденную в мучном ларе. По улицам Лондона проходили огромные шествия с факелами, и при диких криках громадной толпы было сожжено изображение папы Римского.
Шаги еще более смелые показали, как далеко готов был зайти Шефтсбери. Он вырос среди смут междоусобной войны и, несмотря на свою старость, начал с прежними пылом и рвением призывать народ к вооруженной