Шрифт:
Закладка:
– Была, – снова заговорила Алла. – Валерии Юрьевне удалось узнать это из первых рук.
– Из первых…
– От Третьякова, – пояснила молодая следователь. – Он признался, что стер с лица матери жуткую маску и вымыл ей лицо, так как не мог позволить, чтобы она предстала перед чужими людьми в подобном виде.
– Вот же засранец! – прошипел Антон. – Если бы он этого не сделал…
– Это вряд ли что-то изменило бы, – закончила за опера Суркова. – Мы все равно ничего не выяснили бы, не съезди вы в командировку! С другой стороны, может, если бы Третьяков не уничтожил улики, следствие не велось бы спустя рукава и убийцу поймали еще тогда, не позволив совершить других преступлений.
– Но зачем Кременец разукрасил Демидову? – недоуменно спросил Белкин. – Так поступают только больные на голову люди, а вы говорите, что убийца…
– Не маньяк, верно, – подтвердила Алла, прежде чем он закончил. – Я не психиатр, как вам отлично известно, но, прежде чем рассказать вам свою «сказку», я проконсультировалась с нашим профайлером. Он тоже считает, что у злодея могут быть собственные представления о справедливости.
– А при чем тут справедливость? – удивился Дамир.
– Возможно – повторюсь, только возможно, – убийца хотел представить актрису в самом невыгодном свете. Полагая, что Евгения «украла» у него любовь матери, он мог испытывать к ней жгучую ненависть! Вдруг, нанося уродливую маску на ее лицо, он желал показать, что она лицемерка, живущая в выдуманном мире, и никто никогда на самом деле не видел ее настоящую? Согласна, что фантазирую сейчас, но чем, как говорится, черт не шутит?
– И потому, – задумчиво продолжил мысль следователя Антон, – он сделал это с Понизовой и Дорофеевой?
– Возможно.
– Но почему он не поступил так с собственной матерью? И не говорите мне, что она не являлась актрисой, ведь Дорофеева – тоже не из лицедеев!
– Верно, – кивнула Суркова. – Допустим, я права, тогда это лишь доказывает, что никакой Кременец не маньяк: если гибель его матери не была несчастным случаем, то он все обставил именно так, поэтому гримировать жертву не было необходимости!
– Но три другие… – начал было Белкин, однако Алла прервала его на полуслове:
– Александр, все, что вы хотите знать, мы спросим у Кременца, как только поймаем! Он скрывается – значит, рыло у него в пуху!
– И все-таки почему Кременец, если это, конечно, действительно он убил Диану и Анну? – не удержался от вопроса молодой оперативник. – Он же едва их знал, и они не имели отношения к его жизни в Екатеринбурге!
– Тебе же сказали… – начал было Шеин, но Алла подняла руку в знак того, что готова ответить.
– Мы понятия не имеем, насколько близко эти женщины общались с Кременцом, – сказала она. – Может, ближе, чем мы думаем, а может…
– Что «может»? – ухватился за ее слова Белкин.
– Ну, если уж я начала рассказывать сказки… Допустим, он пытался добиться их благосклонности и был осмеян? Обе актрисы были девушками расчетливыми, и такой, как Георгий, вряд ли мог вызвать их интерес!
– А что, вполне! – подхватила Лера Медведь. – Кир… Третьяков утверждает – впрочем, как и другие члены труппы, – что Кочакидзе была несдержанна на язык: она могла больно задеть его своими словами!
– А Понизова? – не сдавался молодой опер.
– Она только что заполучила влиятельного любовника, вице-губернатора, стала бы она связываться с каким-то третьесортным драматургом! – скривился Дамир.
– Так что, может статься, и она дала ему от ворот поворот? – предположил Шеин. – Только вот супруга Кременца уверила меня, что он побаивался подкатывать к дамам, – тут же с сомнением добавил он. – Чего ж это он вдруг так расхрабрился?
– Ну, во-первых, – снова заговорила Суркова, – мы знаем о его нерешительности лишь с ее слов, а это, как говорится, не точно! Кроме того, что, если…
– Если что?
– Предположим, Кременец желал заполучить все то, что есть у его приятеля Третьякова, а? – стрельнула версией Алла. – Третьякову удается все, за что он ни возьмется: он не просто талантлив, он успешен, а это чертовски важно в мире шоу-бизнеса! Кременец же, напротив, влачит жалкое существование: его пьесы не принимаются, и он вынужден заниматься переработкой чужих, причем не очень успешно. Может, он решил, что, если у Третьякова получилось «замутить» с Дианой и Анной…
– С Анной он не «мутил»! – вступилась за артиста Лера и тут же прикусила язык: незачем показывать всем свое отношение, ведь Суркова и так уже в курсе!
– Но со стороны ведь могло так показаться, верно? – поспешила поддержать ее начальница. – Третьяков популярен у противоположного пола, а с Дианой его связывали теплые отношения: вдруг Кременец подумал, что и Понизова крутит с ним любовь, ведь на сцене им приходилось изображать страсть?
– Или она ему просто понравилась, – вставил Антон. – Анна была красива, хоть и не слишком умна, так что…
– Правильно! – закивала Суркова. – Что, если представить, что Кременец стал, как бы это поточнее выразиться, одержим своим товарищем детства, полагая, что жизнь Кирилла удалась, а его – нет лишь потому, что так сложились обстоятельства, а вовсе не по той причине, что ему не хватает способностей и умения пробиваться?
– Да-да, жена Кременца упоминала, что в последнее время он часто говорил о Третьякове! – заметил Антон. – О том, как тому везет и каких высот ему удалось достичь!
– Интересно, что его спровоцировало? – задал вопрос Белкин, крутя головой в поисках того, кто сумел бы ему ответить. – Я имею в виду, что сидел себе Кременец в своем Екатеринбурге, никого не трогал – и вдруг сорвался с места и рванул к нам!
– Может, пытался удрать от Дорофеевой? – предположил Дамир. – Мы же считаем, что она его шантажировала…
– Думаю, у меня есть ответ, – сказала Лера. – Я тут просмотрела новости культуры за последние полгода и заметила, что карьера Третьякова неожиданно пошла в гору начиная с мая месяца.
– А чего так? – полюбопытствовал Антон.
– Все началось с большого интервью, которое он дал изданию «Театральный Петербург», после чего его пригласили на телевидение, потом еще раз… В общем, в данный момент он ведет переговоры с киностудией, которая намерена снимать какой-то высокобюджетный мюзикл, и, если дело выгорит…
– Он станет кинозвездой! – взвизгнул Белкин и тут же вжался в спинку стула под тяжелыми взглядами коллег.
– Скорее всего, – усмехнулась Суркова, задумчиво грызя карандаш – от него уже не так много осталось, и Лера начала опасаться, что начальница такими темпами скоро доберется до грифеля и даже не заметит этого. – Если Кременец все это выяснил, то его эго могло заставить поднять голову и возопить о справедливости – ну как он ее понимает, конечно!
– А никто не удивился, что