Первый день в доме господина Визатиса прошёл гладко.

Я гуляла по саду с Велемиром, который рассказывал о своём детстве и о том, как его патрон благородно взял на себя заботу о сироте, внезапно оставшемся без родителей и прочих родственников.

Даже усыновил, как того требовал закон.

Ванда с Ле Шатоном следовали неподалёку, на шесть шагов позади нас, не мешая разговору и не подслушивая, но и не выпуская нас из виду.

— Вы ему никто? Тогда почему он захотел помочь именно вам? — спросила я, гладя зелёные листья кошачьей мяты. В саду господина Визатиса выращивались самые разные травы, я приметила даже куст с красными ягодами омелы.

Над порогом дома были прикреплены ветки можжевельника. Так поступали те, кто хотел защитить жилище от незваных и злокозненных гостей. Похоже, Визатис и сам немного осваивал травницкое дело.

— Вы не слушаете, София? Простите, я, должно быть, вас утомил. Давайте поговорим о чём-то другом.

— Нет, нет, — мне стало настолько неловко, что я была готова провалиться сквозь землю. Задумалась в неподходящий момент. — Так, вы говорите, что были однокашником племянника господина Визатиса?

— Именно так, — кивнул Велемир с самым серьёзным видом. Он производил впечатления нервного молодого человека с изысканными манерами, но абсолютно не умеющего скрывать тайные намерения. Ни свои, ни своего патрона. — Он хороший человек.

— Вы про племянника или про самого Визатиса? — резко спросила я, остановившись у края вымощенной дорожки, чтобы сорвать лист приворот-травы.  — Я смотрю, в этом доме кому-то снятся злые сны? Это же росница, я читала о её свойствах. Или ваш хозяин одержим поиском «Камня вечной жизни»?

— Надо же, манжетка. А ну, разбойник, брысь! — Ванда подоспела к нам, едва заметив, что я держу в руках, и сейчас обращалась к алхиму, принявшемуся пробовать траву на вкус.

— Это не росница и не манжетка, глупые вы люди! — с достоинством фыркнул Ле Шатон и так посмотрел на Велемира, что тот с опаской отшатнулся. — Это альхимелла, она таким, как я, силы даёт.

Словом, в первой половине дня мы с Вандой были заняты исследованием сада, выкапывали кое-какие корни, немного, всё для дела, Велемир лишь смотрел на меня с жалостью. Мол, ничего-то ты ещё не видела, поэтому и ковыряешься в земле с таким упоением.

— У вас будут грязные руки, — заметил он, поправляя тонкую оправу очков. Я заметила, что он так делал всякий раз, как нервничал.

А нервничал этот худой и звонкий молодой человек часто. Натура такая у людей с тонким музыкальным слухом, чувствительная.

— Главное, чтобы душа оставалась чистой. Намерений в ней чёрных не было, — откликнулась Ванда, распрямив спину и притворно охая, схватившись за бок. —  Я вот, к слову, не только травы читать умею, но и помыслы людей вижу. И Софию этому обучила.

Ванда так напирала на беднягу стряпчего, что тот начал покашливать и пытаться перевести разговор в более мирное русло, бросая на меня выразительные взгляды.

Когда хотела, моя хозяйка умела произвести впечатление  настойчивой женщины, которую ничто не может остановить!

— София, пойдёмте в дом, становится холодно. Осень в наших краях наступает рано.

На небе, надо сказать, не было ни облачка, а день выдался на удивление жарким и душным.

— Ты что, человек, маковых зёрен объелся?! — алхим повернул кругленькую мордочку и так посмотрел на Велемира, что мне стало жаль этого беднягу, и я пришла ему на помощь.

— Вы правы, — мягко произнесла я, беря его под руку. — Сыграйте нас что-нибудь на том прекрасном белом пианино, которое я видела в Тиждане. Вы же говорили, что инструмент уже настроен.

— Да-да, я буду учить вас на нём играть не хуже всяких проходимцев, не способных читать нотную тетрадь, — бледные щёки Велемира покраснели от радости и он чуть не вприпрыжку устремился к дому, увлекая меня за собой.

Я оглянулась и увидела, что Ванда сразу забыла о боли в спине и, сделав знак Ле Шатону, обгрызшему почти все листья манжетки,  последовала за нами.

— Простите, Велемир, но не думаю, что задержусь здесь настолько, что смогу запомнить хотя бы азы, — мягко возразила я, прерывая излияния молодого человека, уже настроившего планов на год.

В ответ он не сказал ничего, лишь так странно посмотрел, что несмотря на жаркий день, по спине пробежал холодок. Мне захотелось немедленно покинуть этот странный холодный, долго лишённый радости, дом, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Но я обещала его хозяину и Кестеру побыть здесь три дня, значит, так тому и суждено.

— Что бы вы хотели послушать? Хотите, сыграю танцевальную мелодию? — и снова не дождавшись ответа, он сел за пианино в пустом, ещё вчера не обжитом зале и поднял лакированную крышку инструмента.

Сразу полилась музыка, такая чистая и бодрящая, что я присела на диванчик неподалёку, чтобы не пуститься в пляс. Такое играли на ярмарках и городских праздниках для простого люда, чтобы на время дать ему забыть все тяготы жизни.

Ванда устроилась рядом, ко мне на колени запрыгнул алхим и, наклонив голову, стал помахивать хвостом в такт мелодии.

Я же смотрела только на преобразившееся лицо Велемира. Оно дышало музыкой и светом, большие серые глаза блестели за стёклами очков выражая всю гамму чувств, начиная от высшего наслаждения до эйфории и полного забвения текущего момента.

Мелодия стихла, а мы все ещё находились под её пьянящим действием. И молчали, боясь разрушить волшебные чары.

— Хорошо как! А теперь ещё сыграй, человек, я прям переполнился Силой! — первым нарушил тишину алхим, гордо выпятив грудь, будто сам имел отношения к этой музыке, и мы с Вандой присоединились к просьбам.