— Предательница! Убийца! Мой труп будет на твоей совести, и я стану являться тебе в ночных кошмарах и завывать в ухо: у-у-у, у-у-у! — Кириэ Теодоридис очень натурально подвыл и подскочил к девушке в светлом платье, что сидела на скамейке и читала книгу: — Русская?

С расширенными от удивления глазами девушка кивнула:

— Да.

— По-английски говоришь?

— Да.

— Приходи завтра к семи утра в кафе. Будешь работать официанткой.

Бали, 1941 год

В семье Ван дер Хейде всегда было много слуг. Обычно колонизаторы платили малазийцам за работу копейки, но госпожа Вера добилась от мужа, чтобы оплата у слуг была достойная, и потому устроиться к ним на работу желали многие. Но в тот день в доме почему-то оказалась одна кухарка. Она успела поставить на стол тарелку с пирогами и держала в руках супницу, исходящую запахом русских щей. Даже на Бали, пропитанном ароматами экзотики, мама предпочитала русскую кухню, а папе было безразлично что есть, главное, чтоб сытно и много.

Отец читал газету, мама слушала радио, а маленькая Софи пыталась снять с куклы платье, не разорвав хлипкие швы кукольной одёжки. Платье застряло на кукольной голове с пышными волосами и не поддавалось. Софи нетерпеливо дёрнула за подол, и вдруг мама закричала так громко, что кухарка уронила на пол супницу. Горячие щи с тонкими волокнами капусты брызнули Софи на новые туфельки — красные с белыми пуговками на ремешке. Испуганно вздрогнув, Софи посмотрела на маму, которая стояла около радиоприемника.

— Война! Война! Вы слышали? Война началась!

Отец опустил газету на колени:

— Вера, война идёт уже второй год, что ты кричишь?

— Нет! Нет! Ты не понимаешь! Вы все не понимаете! — Мама прижала руки к щекам. — Сегодня немцы напали на СССР. Мы должны что-то делать! Как-то помогать!

Софи наконец-то стащила платье с куклы и переступила через разлитые щи. Здесь, на Бали, царил мир. В парке журчала вода в фонтане-ракушке, двое садовников подстригали кусты, из кухни пахло пирогами. Кухарка ползала по полу и вытирала тряпкой горячую лужу.

Мама стиснула кулаки и стала ходить по комнате взад и вперёд, потом остановилась перед отцом:

— Герман, дай мне денег, я сделаю взнос в Красный Крест, наверняка они откроют фонд помощи России.

— Ты забыла, что убежала от Советов под страхом смерти и тебе пришлось едва ли не побираться, чтобы выжить? — жёстко спросил отец. — Немецкая армия непобедима, и ты должна радоваться, что они скоро освободят Россию от большевизма.

— Герман! — Мама попятилась назад и перешла на шёпот: — Герман, ты фашист?

— Я реалист. — Отец встал, подошёл к маме и положил руки ей на плечи. — Вера, тебе надо успокоиться. Посмотри, ты напугала Софи.

Софи прежде не видела ссоры родителей и совершенно не испугалась, но на всякий случай громко всхлипнула и собралась заплакать. Мама коротко глянула в её сторону:

— Замолчи, не до тебя. — Она высвободилась из рук отца и подошла к распахнутому окну, словно ей не хватало воздуха. — Я никогда, слышишь, Герман, никогда, ни при каких обстоятельствах не пожелаю своей стране поражения в войне. И будь уверен, русские станут сопротивляться Гитлеру, это не бельгийцы и не чехи, чтоб сложить лапки и сделать вид, что жить можно при любой власти. Русские не сдаются, а я русская, даже если ношу голландскую фамилию и живу на Бали. Поэтому я буду помогать чем могу, хочешь ты этого или нет.

— Вера, прекрати. — Папин голос звучал примирительно. — Конечно, возьми деньги, я не возражаю. Не надо так нервничать из-за какой-то войны.

— Какой-то?

Не оглядываясь, мама шагнула в сад и быстро пошла по дорожке к фонтану. Она любила сидеть на краю мраморной чаши и смотреть, как вода переливается через край ракушки.

— Софи, не обижайся на маму. — Папа посадил дочь к себе на колено и покачал, как маленькую. От папиной рубахи терпко пахло запахом трубочного табака, как из деревянной коробки на его письменном столе. Софи прижалась головой к его груди:

— Ты купишь мне новую куклу?

Папа вздохнул:

— Конечно, куплю, но только если ты выпьешь молоко на ночь.

Софи ненавидела пить молоко. Обычно, когда служанка ставила кружку около кровати, она выбирала время и выплёскивала молоко из окна в кусты. В тот день Софи поступила точно так же, а потом прокралась на кухню стащить из буфета шоколадку.

Подперев голову руками, мама сидела за столом в гостиной и смотрела на рамку для фото. Софи старалась бесшумно ступать босыми ногами, но мама всё равно услышала и обернулась.

— Соня, ты не спишь?

Мама разговаривала с ней только по-русски, поэтому Софи знала русский язык, как обыкновенная русская девочка.

— Я хотела попить, — бодро соврала Софи. Мама не разрешала брать шоколад без разрешения.

Мягкий свет лампы падал на мамино лицо с покрасневшими от слёз глазами. Она откинула назад волосы:

— Иди сюда, посмотри.

Сгорая от любопытства, Софи приблизилась. Мама взяла в руку неяркую открытку, где на облаке стояла Божия Матерь с Младенцем на руках, а на земле внизу на коленях молились солдаты. Мама провела рукой по картинке:

— Эта открытка — единственное, что осталось у меня от моей родины. Когда ты подрастёшь, я расскажу тебе ту историю, а пока мы повесим её на стену и будем каждый день просить Бога о победе русского оружия.

Война продолжалась долгих четыре года и закончилась победой русских, как мама и сказала. За это время Софи успела пойти в школу и научиться хорошо писать и считать. Папа разорился и стал ужасно ругать Гитлера и войну, а мама каждый день подолгу стояла около открытки в деревянной рамке, и её губы беззвучно шевелились.

Санкт-Петербург,

2019 год

Анфиса ушла по делам, и из звуков в квартире осталось лишь негромкое бормотание телевизора на стене в гостиной. Инна не вникала в смысл сообщений, а прошла в кухню и распахнула окно. В лицо ударил осенний петербургский ветер, совсем иной, чем на Бали. Наполнив лёгкие, он электрическим током пробежал по жилам, заставляя сердце учащённо забиться.

Мимо по трассе шёл поток разноцветных автомобилей. Инна подумала, что завтра надо выгнать из паркинга свою машину. Слава Богу, она не смогла её продать, потому что машина оформлена на маму. А как злилась тогда, как продумывала слова, которыми забросает маму при встрече!

За серой пеленой облаков