– Мое сердце принадлежит только тебе, – прохрипел я из дна ямы...

– Ты мой? – спросила радостно Эмма.

– Да, – ответил я тогда и сейчас говорю:

– Да!

– Правом данным мне Великими и императором мира объявляю вас мужем и женой!! – кричит толстенький бородатый старичок.

Дворец взрывается абсолютно неискренними аплодисментами. Церемониймейстеры, что тут имеют положение выше многих лордов, рулят процессом, интонацией и интенсивностью акустики масс.

Эмма держит меня за руку. У нее теплая маленькая ручка и нежные слабенькие пальчики. Она не носит на них украшений, она вообще не любит ничего постороннего на теле, а каблуки тем более ненавидит. Их Гелана надеть не заставила, как ни пыталась.

Бородатый император смотрит на Эмму с такой умиленной мордой. Та застенчиво отвечает, покачиваясь на носочках. Раскраснелась от такого внимания.

Эммануил смеется. Он в своей дурочке души не чает. В сторонке стоит Юлиана, демонстративно одетая в черное, кривится, глядя на меня. Я ведь теперь урод... и к тому же принц. Пусть ниже ее положению. Однако теперь я под мощнейшей защитой самой Эммы!

Меня все веселит, я расслаблен и смотрю на всех вызывающим одноглазым взглядом. У меня на лице еще не зажили раны. Все стянула корка. В первую очередь они занимались восстановлением моего организма. А уж потом лицом. Как Сириус не старался навести эстетику, так быстро не получилось. Даже Гелана несколько раз прибегала до свадьбы, проводила манипуляции с моей обезображенной физиономией и падала без сил. Все без толку, правого глаза не вернуть, красавчика Катэра тем более...

Праздник, музыка, столы с яствами, сладости. Торжество льется вне времени. Я думаю о своем, по моему выражению лица мало что можно понять. Я даже говорю с трудом, лениво, как сам Эммануил. Это меня забавляет, брякнешь что–то оскорбительное, тебе в ответ кивают и улыбаются.

Многие прячут от меня глаза. Не хотят смотреть на уродство. Я порчу их аппетит. А мне доставляет это огромное удовольствие, словно я мелкий пакостник. Смотрите, что вы все со мной сделали!

Эмма падает с верхнего балкончика прямо в свадебный торт размером с карету. Чтобы она не задохнулась, маги быстренько сотворили для нее воздушный карман. Чем больше смотрю на это распоясавшееся чучело, тем отчетливее осознаю, что лучше б я сдох...

Но дорогой мой друг Катэр! Не нужно отчаиваться, мы есть друг у друга, а значит, все будет, и за это ничего не случится!

Самое худшее позади. И я отпустил себя... Это словно быть в прошлом, ты знаешь, что все уже произошло, и изменить ничего нельзя. Как театр, где сценарий написан заранее, а актеры играют свои роли.

Подсел поближе к Юлиане. Ее трясет от злости.

– Как вам праздник, ваше императорское? – бурчу ей я, поглядывая на Эммануила. Император откинулся на своем троне и спит, тем временем девочки в коротких платьишках стряхивают с его бороды крошки и куски салата.

– Цирк и позорище, – бросает Юлиана. – Свадьба уродцев! Вы нашли друг друга.

Начинаю смеяться, меня бьет истерика, я сам себя накручиваю, роняю со стола еду, проливаю вино. Изображаю подобие припадков эпилепсии. Юлиана вскакивает и уходит. Эммануил просыпается, пытаясь сообразить, в чем собственно дело. А я уже возношу новый бокал. Он поднимает в ответ тот, что ему молниеносно вручила служанка. Ленивый императорский рот мямлит тост, я мямлю в ответ. Надо же! Наконец мы нашли общий язык!

Эмма садится со мной рядом, от нее несет разносортным кремом. Он у нее в волосах, на платье, на счастливом лице, что смотрит на меня без тени отвращения и неприязни. Опускаюсь к ней и слизываю крем с ее шейки. Мм...

Сначала девочка недоверчиво уклоняется, затем понимает, что я затеял и подставляет щечку... плечико... Вскоре меня уже тошнит от крема, а та продолжает заставлять меня есть его.

Император снова задремал. Вскакиваю, воспользовавшись этим, и влезаю в торт, из которого Эмма сделала маленький домик. Дурочка не заставляет долго ждать и забегает следом, поскальзывается на месиве, падает и хохочет. Я уже задрал китель вместе с рубахой и расстегнул штаны, теперь мажу кремом свой живот.

– Твоя очередь! – заявляю.

Эмма подползает и игриво щурится. У нас тут такая радужная и интимная обстановка, полумрак и полусвет. Торт бело–розовый, а освещение пробивает уцелевшие стенки достаточно хорошо. Нас не видно со стороны. Я не беру в расчет магов, те если захотят сунуть нос, увидят все. Девочка слизывает крем с живота. Я специально нанес чуть–чуть, чтобы не успела наесться. Мажу ниже и ниже. Намазываю член... Эмма не умеет ничего. Вернее, не понимает, чего хочу. Слизывает крем и вопросительно смотрит, приходится намазывать снова в надежде... О Великие! Орального секса не выйдет, но забавно!

– Принесите вина! – кричу из белой кремовой комнатки.

Эмма балдеет, распластавшись поперек моих ног. Заползает рабыня с двумя бокалами. Выхватываю оба.

– Покажи грудь, – шепчу служанке. Та без церемоний садится и стягивает верх платья. Выскакивают маленькие торчащие сисечки.

– Все, иди! – отмахиваюсь.

Девушка вздергивает платье обратно и выползает, виляя задом. Теперь возбуждение пойдет нормально. Начинаю заливать в горло своей жены вино. Один бокал вошел более или менее нормально, пришлось зажать ей нос, чтобы рот не закрывала. Второй она опрокидывает в борьбе, пытается уползти и позвать на помощь.

Эмма хнычет и захлебывается, но я держу ее. Хватаю за круглую липкую мордашку, целую в губы, шепчу всякую дурь о любви. Сдергиваю ее липкое платье, обнажая плоскую грудь с мизерными розовыми сосочками, леплю туда крем и лижу... Она успокаивается, тут уже и вино в дурную голову бьет...

– Еще вина!! – кричу.

Засовывается девочка с бокалами. Пока Эмма хлебает сама, я ныряю рукой под платье служанки и вставляю в нее свои кремовые пальцы.

– Грязная сука, – рычу, когда понимаю, что девушка не то чтобы не сопротивляется, она пытается сесть на мои пальцы, вгоняя их еще глубже.

Бью ее по упругой заднице, отправляя за кувшином вина. Хватит носить по стаканчику. «Грязная сука» вскоре возвращается, эти бесстыжие глаза хотят...

– Пошла прочь!

Весь кувшин заливаю в себя, ручьи красных струек растворяют грязное месиво крема под нами. Эмма в мясо пьяная лезет к моим губам. Все это происходит под веселую музыку и звон посуды и бокалов. Ощущается заметное оживление за столами, видимо уснувшего Эммануила уволокли в покои.

Моя спина прилипла к мундиру. Благодаря магическому обезболиванию я не чувствую боли, но уверен, что раны на теле от таких игрищ наверняка разошлись и закровили.

Кладу ее спиной на колени, поперек, эта доминирующая поза мне понравилась. Рву ее платье в клочья... затем разгрызаю зубами трусы. Чулки не стал. Эмма трепетно относится к чулкам, надо с этим считаться. Она мямлит, что против всего этого. Из этих на удивление ясных, голубых глаз текут слезы... Бедняжке никто не объяснил, что замужество – это еще и секс.