им как раз доставало, чтобы не сбиться.

Репень презрительно сплюнул.

— Мужичье еловое-сиволапое, где им возки достать?! Только оружие потратят. А ну, молодцы, всыпьте пентюхам!

Откликнулись молодцы, полетели стрелы из окошек. Один всадник с коня через плечо кувыркнулся, другой на круп откинулся, руки разбросал…

Сумарок быстро глазами прошелся по дружинникам.

— А остальные молодцы где?

— Прочие возки охраняют. Сказано тебе, под ногами не путайся!

Отступил Сумарок. Про себя все же решил задние возки проверить.

Видать, не приблазнился ему верхолаз…

Светец свой ручной не взял, чтобы зря себя не выдать прежде времени.

Прошел насквозь и третий, и четвертый, а в пятом — встал.

Дружненько бочонки с варом друг за другом катились, да в дверь выпрыгивали. Люди споро их отцепляли, лепили на бока лепешки самосветные да переправляли наружу, а были те люди — незнамые, чужие. Уж кажется, темень глаза ела, а Сумарок присмотрелся — выручал еще глазок, из последних сил теплился.

Тати на него обернулись.

— Сюда! — крикнул Сумарок, не больно рассчитывая, что услышат его.

Бросился к цепочке, дернул, сполох поднимая.

И вскинул сечицу, отбивая подлетевшего находника.

Ловок был противник, увертлив. Однако и Сумарока не зря кнуты гоняли-примучивали, по одному и оба-два сразу: биться он выучился на особый манер.

Пешие как обычно бранились: на крепь свою, мощь телесную полагаясь, да опыт воинский. Сумарок же на месте не стоял. Могучим сложением Коза не наделила, зато гибок был, лягаст, в движениях быстр и легок.

В темноте ведь спорили, а один другому не уступал.

На Сумарока вор лихо наскакивал, бесстрашно. Даром что телом не велик оказался, плат на лице дыхание труднил, а нападал без роздыху. Прочие ватажники в бой вовсе не вступили, бочками занимались: видать, за хорошего бойца знали товарища.

Сумарок поспевал сечицей саблю пронырливую отводить, а как удалось расстояние урезать, ногой ударил, отбрасывая противника.

Тать к бочкам отлетел.

Спиной почуял Сумарок движение — то ворвалась в возок стража.

Сделалось в возке светло от привнесенного огня.

Мельком подумалось Сумароку, что славно было бы светец ручной к самострелам прикрутить, чтобы в сумерки не мешкать, быстрее выцеливать…

Тать гибко вскочил, ноги выбросив, головой мотнул — упала шапка, упала на спину коса, развилась змеищей.

— Девица!

Ряженая же застыла и — потянула с лица платок.

Обомлел Сумарок, к месту прирос: никогда прежде такой красавицы не видел.

Глаза — смарагды, брови дугами, волосы небом полночным светятся, губы — марьяной-смородиной…

Дружина же закричала:

— Иль, Иль-разбойница!

Изумился Сумарок. Слышал он об Ильмень-деве, атаманке, что рать за собой водит, суденышки купеческие за крылышки-гузку пощипывает…Но что бы здесь ей делать?

Не он один залюбовался; Василек, что в горячке рьяной поперед старших выскочил, так и застыл, рот открыв. Девице того и надо было: прыгнула рысью, схватила отрока, к шее цыплячьей нож зубастый прижала.

Дружинники самострелы нацелили.

Подступил к деве тать: видать, из ближников. Лицо не прятал, стоял, ухмылялся, на дружину свысока поглядывал, на каблуках мягко покачивался.

Однако синица в руках его сидела твердо, не прыгала. Броню могла до мяса клюнуть, а смотрела — в лоб Репню.

— А ну, псы, отзынь! — крикнула Иль звонко. — Дальше отгребай, дальше! Не мешай людям работать!

— Пусти малого, дева, — тихо молвил Сумарок. — На что тебе кровь детская?

Иль бросила на него взгляд. Искрящийся, веселый.

— Не с тобой разговор, каурый, — молвила сладким кошачьим голосом. — Старшой ваш пусть отвалит.

— И не подумаю, — проронил Репень, не опуская самострел.

— Сам, дядя, решай, а мне мальца прирезать, что высморкаться. Добром разойдемся: нам вар, вам жизнь.

— Еще я шкуре-шмаре не кланялся, — сплюнул вожак. — Не бывать тому. Молодцы мои…

Иль рассмеялась. Тихо и неприятно, у Сумарока от смешка этого точно кость рыбья в горле встряла.

— Рать твоя почитай вся под мою руку отбежала, — проговорила, улыбаясь, — али не дотумкал ще?

Репень глубоко вздохнул, оглянулся. Скользнул озлыми глазами по своим молодцам: и впрямь, многих недоставало.

— Стерва, — выбранился.

— Ой! Перебежчики оне, а меня лаешь! — развеселилась Иль.

Подельники ее засмеялись тоже.

— Все равно убью, падаль, — Репень самострел не опустил.

— Ну так и сам сдохнешь, — отозвался за Иль могучий разбойник..

Застыли шатко, что на бревне осклизлом — кто кому первым шею продырявит, а дальше…

Вдруг — затрещало, загремело, зарычало.

Крикнул человек где-то, коротко и страшно.

Супротивники друг на друга уставились.

— Что за дичь?! — спросила Иль. — Ваши шутки?!

— То в шестом, в самом задке, — молвил могучий разбойник, — там, кажись, Лучина с ребятами…

Кивнул разбойному с меченой рожей.

— Марода, проверь!

Не успел Марода и шагу ступить, как распался торец, точно берестяной хлипец, сунулось вовнутрь, в теплое людское, черное чудище хребтом под саму крышу. Шарахнули дружно дружина да разбойник из самострелов, ан все зря.

Выхватило себе чудище человека, с ним же и сокрылось.

Молодец дюжий зарычал, бросился было вдогон — разбойница не дозволила.

— …! — сказала. — Пешня, осади!

И прибавила злым голосом пару таких оборотов, которых Сумарок сродясь от девиц не слыхивал.

Тать же покорился вожачке.

Наново загремело, заворочалось в распавшейся стене клубом, сверкнули глаза алым…

Ломанулись прочь, в одни двери, уже не разбирая, со своим али со врагом бок о бок.

Сумарок с Репнем накинули тяжелый засов, крепя защиту.

Оглянулся чаруша. Не помнил он, как сени миновали — запоздало стыдом кольнуло, что так испугался, индо память отшибло…

Прочие творили чуры, ограждались “козьими рожками”, шептали моления.

Амуланга отступила, настороженно на гостей ночных взглядывая. Ильмень ее глазами зацепила, кивнула:

— Здорово, сестрица!

— Лисица тебе сестрица, — огрызнулась Амуланга.

— Что за тварь?! — вскричал Репень. — Нешто из леса выскочила?!

Амуланга поймала взгляд Сумарока, головой покачала. Не мое, мол, изделие.

На лице Иль мелькнула растерянность, мелькнула и исчезла, сменившись хищным вниманием.

— Вот как, ребятушки, — сказала, — веселая у вас гуляночка, а пора нам до дома…

— Куда собралась?! Одна тебе дорога, на площадь под кнут!

Посмеялась Иль, плечами круглыми поиграла.

— А и не против я под кнута лечь, да где взять…

Рот улыбался, а глаза меж тем так и шарили по возку. Точно кошка дикая — такая по головам выскочит. Сумарок пристально следил. Силы неравны были, но так и сущ неизвестно по ком