Шрифт:
Закладка:
– Ле Пен первый начал бороться против нелегальной иммиграции. Наверно, многие посмотрели на него новым взглядом, когда в Париже начались те знаменитые поджоги авто. Он предупреждал, а никто не слушал!
– А в основе этого лежит политика КПСС. Вот откуда пошла проклятая политкорректность! Советский Союз требовал свободу для Африки, ну белых и выкинули… И что теперь? Тут все боятся про это писать. Все журналисты – левые, а правых нету! Я им говорю, что мы в советское время были гораздо смелее! Ну выгонят с работы – так найду другую. А тут если выгонят за «расизм», то больше работы не найдешь. Все тут дико запуганы… – Он возвращается к старой теме, видно, она его не отпускает: – Эх, если б знать заранее, что в Москве будут издавать мои книги – я б еще потерпел, я б остался.
– Сахаров был вами недоволен, когда вы уезжали.
– Да, тот разговор с Сахаровым перед отъездом помню. Я видел по его глазам, что он против того, чтоб я уезжал. Я думал, что это надолго, что они долго еще будут править, а я хотел мир посмотреть…
…Они, уехавшие из страны, часто говорят, что главное было тогда – мир посмотреть. Ну вот мы и из России поездили, повидали мир, и что? Везде люди живут. Везде одинаковые Макдоналдсы, кока-кола, Хилтон и мерседесы…
Неизвестный
– Вот ваш друг Эрнст Неизвестный говаривал, что эмиграция – это страшней, чем война и тюрьма. Как вам этот афоризм?
– Ну, я объясню, почему он так говорил. В Союзе у Эрнста было исключительное положение. Эрик был в центре московской жизни – а потом поехал сюда. Он был первым тут (в Москве), а там (то есть тут, на Западе) стал одним из многих… Это стресс, конечно.
Итого
– В России роль писателя так упала за последнее время…
– Что вы, раньше это было дворянское сословие!
– Так то раньше. Сейчас же русские писатели – особенно старой школы, качественные, – на обочине жизни. Некоторые даже нуждаются. И это не только в эмиграции, но и на родине. Так при таком раскладе ваше положение даже предпочтительней! Ни в России, ни на Западе русские писатели никому не нужны (в отличие от телезвезд), но вы (в отличие от очень многих) хорошо устроены, пенсию платят, семья в порядке, медицина на уровне, здоровье есть…
– Здоровье – во многом и благодаря моему образу жизни. Я очень много двигаюсь.
– Анатолий! Ну вот была советская власть, вы от нее уехали. Сражались против нее на Западе, на деньги американцев, на вражеском радио. Так что, сокрушили коммунистический режим – вы?
– Абсолютно не мы. А Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. Другое дело, что он какие-то вещи не понимал… Не понимал, с кем имеет дело… Но – он! А не мы.
Гладилин Анатолий Тихонович родился 21 августа 1935 года в Москве. После школы работал электромехаником, несколько месяцев проучился в военном училище. В 1954–1958 гг. – Литинститут. Был и. о. завотделом искусства и культуры «Московского комсомольца», редактором киностудии им. Горького, много ездил по стране. Считается основоположником молодежной прозы (повесть «Хроника времен Виктора Подгурского», «Юность», 1956). Автор книг «Бригантина», «Дым в глаза. Повесть о честолюбии» (обе 1959), «Первый день Нового года» (1963), «История одной компании» (1965), «Евангелие от Робеспьера» (1970), «Прогноз на завтра» (1972, за рубежом), «Сны Шлиссельбургской крепости. Повесть об Ипполите Мышкине» (1974).
После выступления против суда над А. Синявским и Ю. Даниэлем, которое «привело к постепенному вытеснению Гладилина из отечественного литературного процесса», он 1976 году эмигрировал. За границей вышли его книги «Концерт для трубы с оркестром» и «Тигр переходит улицу» (обе 1976), «Запорожец» (1977), «Репетиция в пятницу» (1978) «Парижская ярмарка» (1980), «Каким я был тогда» (1986), «Большой беговой день» (1983), «Французская Советская Социалистическая Республика» (1985). После, в России, вышли «Меня убил скотина Пелл» (1989), «Тень всадника» (2001), «Жулики, добро пожаловать в Париж!» (2007).
Александр Генис:
«Вижу отражение Бога в селедке»
Родился в 1953 году в Риге. Окончил филологический факультет Латвийского университета. С конца 1970-х живет в США. Многократно публиковался в послеперестроечной России и за рубежом. Автор ряда эссеистических книг, написанных совместно с Петром Вайлем («60-е: мир советского человека», «Русская кухня в изгнании», «Родная речь», «Американа»). С Вайлем писал 17 лет – ровно столько же, сколько Ильф и Петров. Написал несколько книг критики и эссе о литературе и культуре («Вавилонская башня», «Иван Петрович умер», «Довлатов и окрестности» и др.). Премия журнала «Звезда» (1997).
Мы с соавтором (по «Ящику водки») Альфредом Кохом встретились с Генисом (отцом жанра русской околокулинарной книги) случайно на Манхэттене, на писательской эмигрантской тусовке. Два мира, два, как говорится, детства и два Шапиро. Нью-Йорк из Города желтого дьявола сделался сперва столицей мира, а потом провинцией – если глянуть на это дело с русской литературной колокольни. Так оно и есть, после возвращения и/или смерти русских титанов – обоих нобелевских лауреатов, а после Аксёнова и других. (Один только Евтушенко остался в Оклахоме, я как-то был там проездом и вряд снова заберусь в такую глушь; он там как в Болдино застрял, как в холеру, как еловая шишка…)
С Генисом мы договорились сходить в ресторан, а куда ж идти с автором-гурманом. И вот мы сидим в довольно пафосном итальянском заведении в центре Манхэттена и по русской привычке озираемся: кто тут, что, с кем, как, не сидят ли вблизи бандиты, проститутки или просто знакомые. Нету никого – ну значит, можно расслабиться и спокойно поговорить за жизнь.
Русские женщины
Как бы подслушав мои мысли, Генис – большой знаток московской жизни, он к нам туда заезжает раз в год, ненадолго, и, видно, в наших суровых краях жадно копит впечатления – рассказывает, сам того, может, и не зная, про жриц любви, которых он наверно не сильно распознает, ведь в 70-е, когда он уехал, все было иначе:
– Я заметил, что в московских ресторанах много женщин, по одной, по две; мужчины, значит, занимаются делами, а женщины ходят по ресторанам.
Я в ответ рассказываю смешную историю про то, как серьезные люди пошли в ресторан поговорить о делах.
