– Там благо и чисто, тебе воевода, по нраву там бысть.

Все крытые камышом хибары полян внешне выглядели убого и неказисто: низкие стены, камышовые крыши, узкие окна, двор, навес, овин да скотник. А в потёмках и вовсе походили на кучи соломы и дров. Однако обычная снаружи полуземлянка, в которую я зашёл, внутри показалась мне сказочной избушкой. Ровно оштукатуренные глиной пополам с извёсткой стены превращали её в светёлку. А ухоженная и чистая обстановка, застеленный циновками земляной пол делали дом изысканно оригинальным. В отличие от иных жилищ здесь пахло свежим хлебом и ягодами, витал приятный дух смолы, трав и корешков, пучками висевших на стенах. Сквозь узкое окошко пробивался лучик света и плясал на белёной стене, а в нём танцевали лёгкие пылинки. Прав был Даян, понравилось мне здесь.

Улыбчивая старушка, одетая в длинную светлую подпоясанную фартуком холщовую рубаху и расшитый красным орнаментом колпак, с радостью приняла меня и отвела лучший угол за очагом. Там у стены широкий топчан с набитым свежим сеном холщовым матрацем покрывало овчинное одеяло.

Скинув на топчан зброю, оружие, пояс и амулеты, я остался в одной рубахе и со знаком солнца на груди, с которым решил не расставаться даже во сне. С хрустом потянулся и направился к выходу.

– Стой, воевода!

Я аж подпрыгнул от окрика бабы Збары.

– Рази мочно без наузы? Навь одолеет. Без опояски не ходи. Не пущу. Меня ж суседи зажурят, что гостя не сберегла.

Я вздохнул, пожал плечами, огляделся и приметил у дверей свёрнутую кольцом верёвку.

– Можно?

Бабка кивнула, и я опоясался той верёвкой, завязав излишки бантиком. Она жестом остановила меня, изобразила в воздухе круговой оберег и забормотала:

– На небе ярь, на подоле ярь, ярью Бор ярится, с ярью ходит. Крепок оберег, сохрани его век. Сварог в головах, Лада-мати в ногах, Перун осеняет, врагов отгоняет. Гой еси! – и она махнула рукой, мол, ступай теперь без опаски.

От души накупавшись в ласковой речной водице, я голышом растянулся на тёплом песочке и пригрелся под солнышком. Усталость взяла своё, и дремота затяжелила веки. Очнулся я от громкого шёпота:

– Глянь, како здоровый. А ножищи то. А ручищи то. Глянь, а на шее то самое знамено, яко робя баяли.

Я прикинул, где сидят зрители, резко вскочил и заорал:

– Стоять!! Бояться!!

Оба мальчишки замерли в столбняке.

– А ну-ка, ходите сюда, босяки. Как звать-величать?

– А-ва-ва… У-ю-ю, – не мог опомниться тот, который постарше, – Ю-юско меня кли-и-чут, а он – Бачу-у-ута. О-отроки мы.

– А лет то вам сколько?

– Мне чечире на десять, а он на лето помене.

– В дружину ко мне хотите?

– А возьмёшь, дядько?

– Возьму, коль слушать будете.

– Будем, будем! Ух, как будем, дядько!

– А сперва сберите мне всех отроков у общинного дома, пока я дойду. Бегом!!

Они подпрыгнули и рванули, сверкая пятками. Насчёт дружины я ляпнул просто так, а потом призадумался. Глядя на этих сорванцов, мне пришла в голову идея создать малую дружину отроков лет двенадцати-четырнадцати, которые лет через пять-шесть пополнят основной состав. А, чтобы посмотреть ребят, я захотел проверить их в игре. И, пока одевался, решил распространить эту задумку на всю страну, а всем вожам велеть отбирать самых шкодливых забияк в малую дружину. Но тогда придётся ставить ещё и детские воинские дома, а Кугуту назначить наставников и воспитателей из числа дружинников кто постарше.

Под щебет птиц, шелест деревьев и запахи цветущего луга я по тропинке через малую рощу вышел к заросшей бурьяном околице, за которой лениво перебрёхивались несколько собак. Зайдя внутрь веси, я увидел, что у общинного дома уже толпятся десятка два мальчишек лет двенадцати-четырнадцати. Те, кто постарше уже невместно, поскольку в пятнадцать лет их уж принимали в общину и разрешали жениться.

При виде меня мальчишки замерли и вытянулись.

– Кто желает в дружину?

– Я. Я! Все! – раздалось многоголосье.

– Тогда два спытания бысть. Перво зовомое «волки и зайцы».

– А како энто, дядько?

– На земле дрючком чертим окольный забор. Посерёдке пара линий. Внутри – ров, там бродят «волки». Снаружи – «зайцы», они должны перескочить через ров, а «волки» должны их ловить. За окол не ступать. Кого ухитили, тот обертается «волком». Забава до остатнего «зайца». Стать тут! Ты – «заяц», ты – «волк»… – я быстро вытащил из толпы пяток ловцов. – «Волки» стать в ров. «Зайцы» в край. Начали!

Что тут началось! Шум, схватки, даже драки. Через четверть часа осталось всего два «зайца», и, что интересно, это были неразлучные Юско и Бачута.

– Всем стать! Испытанию покон. Все молодцы. Гэть к колодцу. Лики и раны умыть, сопли подтереть. Следом иное спытание «волки и овцы».

Через четверть часа меня снова окружила галдящая толпа, и мне показалось, что мальчишек стало побольше.

– Слухают все! Спытание «волки и овцы». Чертим окольный забор два десять на два десять шагов… Готово. Сызнова супротив пара загонов в пять шагов… Готово. На третьей стороне посерёдке логово волка в пять шагов… В загонах «овцы», в поле один «волк» и один «пастух». «Пастух» кричит «Овцы!!», и должно бежать из одного загона в другой. «Волк» ловит, а «пастух» боронит. Биться не мочно! За свару из спытания вон! Ухищенные «овцы» ступают в логово «волка» и обернутся «волчатами». Им мочно «овцам» помеху чинить, но ловить мочно токмо «волку».

Я назначил «волком» крепкого мальчишку по имени Дуса, а «пастухом» – Юско.

– Внимание! Начали!

Вот тут-то и началось настоящее побоище. А я стоял и брал всё на заметку, незаметно поддаваясь общему веселью. Самое смешное, что вокруг площадки столпилась минимум половина взрослого населения Хмызы. Неискушённые зрители орали, болели за своих, поддерживали. Вот как-то так появляются новые обычаи. И, похоже, новые игры здесь приживутся надолго.

Через полчаса я распустил потрёпанных, ободранных, но счастливых игроков, отправившихся зализывать ссадины и ушибы.

Солнце клонилось к вечеру. Взглянув на часы, я поторопился к общинному дому на сход. Взрослые мужи, главы семей и родов стояли в круг около старейшины, ведуна, ведьмы и коваля. Всего пятьдесят три человека.

– Поздорову, отцы. Ныне надобно миром решить, кто веским вожем достоен бысть. Реки ведун.

– Слава светлым богам. Все отцы достойны вожами стать. Но то не заслуга, не привилей, но бремя великое и обяза пред людьми и пращурами. Я мыслю посох вожа надо вручить Дариушу.

– Кто аще изречёт?

– Дариуш достоен посоха вожа. Добро, – пробасил коваль Ярмах, одобрительно кивая головой.

– Ведаю я Дариуша, яко доброго огнищанина. Обычаи блюдёт да богов чтёт, – выступила ведьма Есмена. – Добро.

Старейшина тоже