Для того чтобы посчитать слова и определить сумму оплаты, «барышня» должна была их прочитать. А как она могла прочитать нечитаемые каракули, которые сливаются друг с другом, обрываются, не имеют окончаний? В таком случае «барышня» должна была вернуть текст Распутину и попросить, чтобы ему текст написал кто-нибудь другой. Но была ещё одна возможность: Распутин мог сам продиктовать текст телеграммы, а барышня его записать. В любом случае каракули совершенно исключались.

Между тем, в ГА РФ имеются тексты телеграмм Распутина и его близких, написанных на телеграфных бланках ясным чистым почерком, скорее всего принимающими телеграмму. Эти телеграммы вполне хорошо читаются. Почему же в одном случае Распутин находил возможность составлять удобочитаемые тексты, а в подавляющем числе случаев — нет?

Но самое любопытное то, что имеется несколько примеров эпистолярного наследия Распутина, которые написаны его рукой ясным и вполне читаемым почерком. Значит, Распутин умел сносно писать. Почему же он этого не делал в случаях с телеграммами?

Ответ может быть один: это не телеграммы Распутина, а их подделки, созданные с целью создания его ложного образа.

Подтверждением этому служат другие так называемые «телеграммы» Распутина и его «дневник», хранящиеся в ГА РФ. Вот пример подобных «телеграмм».

Текст первой «телеграммы» написан неизвестным от руки. Речь в ней идёт якобы о назначениях И. Г. Щегловитого и С. П. Белецкого. «Телеграмма (копая) Распутана за подпасью «Новых» в ставку Александре Федоровне о назначенаа Ивана а Степана. «Пока Дума думает, да гадает, у Бога всё сделано: стартам будет Иван, а младшим Степан. Так а действуй. Новых». Дальше идёт следующая приписка той же рукой: «Кажется, последняя телеграмма приводилась в [неразбор.] П. Н. Милюковым»[566].

Во-первых, Распутин очень редко подписывался фамилией, в основном он писал в конце письма своё имя. Тем более, когда речь шла о письмах Государю или Государыне. Но если уж он подписывался и фамилией, то писал Новый, но не Новых. Вот пример подлинной телеграммы Распутина великой княжне Анастасии Николаевне из Киева: «Надеюсь на силы Высшей Власти Милости Божией, молитесь и беседуйте со Господом, гордых Бог не любит, простота победит, кто у власти, должен быть смирен подобно Ангелу. […] Григорий Новый»[567].

Во-вторых, назвать это копией телеграммы невозможно. В лучшем случае это описание кем-то когда-то увиденной телеграммы, а в худшем — выдумка.

В-третьих, вышеназванная телеграмма была известна уже в дореволюционное время. Вот что писал о ней один из убийц Распутина В. М. Пуришкевич: «В городе передаются опять самые фантастические слухи о переменах на высших правительственных постах. Сегодня заезжал в Думу, где по рукам уже ходит телеграмма, посланная, как говорят, Распутиным Императрице Александре Фёдоровне, пребывающей в ставке; апокриф ли эта телеграмма или действительно существует такая, но из уст в уста передается ее текст: «Пока Дума думает да гадает, у Бога все готово: первым будет Иван, вторым назначим Степана». Объясняют это так: Щегловитов намечается Распутиным на пост премьера и Белецкий министром внутренних дел»[568].

Текст второй «телеграммы» написан той же рукой, что и текст первой. Это тоже «копии телеграмм», «ходивших по рукам в ноябре 1916 года: 1. Телеграмма Вырубовой из Ставки после 5.10.16 Григорию Распутину: «Всех видела. Хорошо. Маленькому лучше. Об узнике пишу.1) Анатолия просила. Раев отказал. Суслика сделали.2) Благослови, Анна. 1) О бывшем министре Сухомлинове, 2) Анатолий — архимандрит одного из Самарских монастырей»[569].

Что касается «дневника» Распутина, который был недавно издан под видом подлинного, то в самой описи ГА РФ слово «дневник» взято в кавычки и указано, что он фальшивый.

О фальсификации распутинских писем писала доктор филологии Т. Л. Миронова: «В описях эти письма значатся как подлинные, принадлежащие руке Григория Ефимовича. Однако при первом же внимательном чтении два важнейших обстоятельства заставляют сразу же усомниться в их подлинности. Во-первых, автор писем, хотя и стилизует свой почерк под неумелые каракули малограмотного крестьянина, в этой стилизации под «мужичка» весьма умело выписаны каллиграфические ж, х, ъ. Такому их начертанию без гимназических уроков чистописания не выучиться.

Но порой автор подделки нечаянно сбивается на свой обычный почерк, и тогда мы видим в письмах уверенную руку интеллигента, привычного к письменной работе. […] Если сопоставить эти письма с документами, доподлинно принадлежащими руке Григория Ефимовича, то даже беглый обзор особенностей почерка самого Распутина показывает его абсолютное несходство с фальшивками. Подлинный почерк Распутина хотя и неровный, с ученическим нажимом, буквы пишутся не слитно, но начертания в нем весьма уверенные, вариантов написания одной и той же буквы практически не встречается.

Второе обстоятельство, позволяющее нам утверждать, что письма написаны не рукою Григория Распутина, — это исправления букв по всему тексту, с тем, чтобы ухудшить почерк и сделать письма «малограмотными». Фальсификатор перерисовывает буквы в словах усяко, наковырялъ, ведь. В грамотно написанные слова он вставляет ошибки: ходить — хадитъ, ругаться — ругатца, отправимся — отправимсё. В старании изобразить нечто очень «народное» автор подложных писем даже придумывает несуществующее слово — естимъ.

О подлоге говорит и неумелая имитация народного языка в письмах. Вот эти маловразумительные «цидулки», старательно напичканные просторечными оборотами. Григорий Ефимович Распутин говорил на западно-сибирском диалекте, и среди характерных черт его произношения не было ни форм усяко, что значит всяко, ни ярко якающего мяне, это скорее белорусские языковые черты. Местоимение онъ Григорий Ефимович произносил как [он], а не так, как пишется в письмах и свойственно только западновеликорусским и белорусским говорам — енъ. Причем это самое енъ употребляется как присказка, имитирующая просторечие «мужичка»[570].

Особый интерес представляют собой документы, которые почему-то считаются справками наружного наблюдения за «Тёмным», то есть за Распутиным. На самом деле, если мы сравним эти справки со справками наружного наблюдения за другими лицами, то сразу же убедимся в их различиях. Так, документы наружного наблюдения за Гучковым («Санитарным»), или за Бонч-Бруевичем («Фарисеем»), или за Голощё-киным («Рыжим») имеют точные названия оперативного документа. Например: «Наблюдение за «Рыжим». Установка: Голощёкин Шая Ицков. 31 года»[571].

Сами дела агентурного наружного наблюдения