Богомиру хотелось вырваться на свежий воздух.

«Кладбище кошмаров!» — осенило старика.

Богомир подбежал к Михаилу. Тот сразу заговорил что-то о Тае, своих переживаниях. Богомир не слышал и всё твердил о кладбище кошмаров. Злость кольнула Ариадну. Даже она, ненастоящая девушка, видела, как важен Михаилу его сын. Она слышала по голосу, что Михаил сейчас не хочет уходить от Тая, и ему больно даже не от того, что сын о нем знать не знает, а от того, что лучший друг на это никак не реагирует, даже обвиняет его — мол, чем больше ты проводишь времени с иллюзиями, тем дольше не увидишь сына. Ариадна уже пару раз слышала от Богомира такие фразочки и теперь была вне себя от злости.

Богомир, не дослушав друга до конца, махнул рукой и ушел.

Ариадну одолевала буря эмоций. Она хотела выйти к Михаилу и сказать, что так… понимает его. Нет, всё же она была не Ариадной, не Богомиром и не Серым, а чем-то непонятным, невиданным и аморфным.

Девушка вдруг выскочила из-за стенки, чем немного ошарашила Михаила.

— Я могу рассказать вам о Тае, — выпалила она.

«Я так вас понимаю и хочу быть вашим другом, — хотела сказать на самом деле. — Но, знаю, вам важно сейчас услышать другое».

— Он мой товарищ, и я многое о нем знаю.

«Это ложь, и я никогда не видела вашего сына. Но вложенные Богомиром воспоминания о Тае — это всё, что у нас есть».

— Кто ты? — спросил Михаил.

— Никто. Так, всего лишь Аморф, — ответила она и неуклюже улыбнулась.

Снова башня на кладбище кошмаров. Богомир терпеливо ждет двенадцати. Пережить одну ночь — и кошмары уйдут, и Дина больше не будет беспокоить. Ждать, ждать… Глаза сомкнулись, голова стала тяжелой, Богомир погрузился в сон.

И снова мир чувств — страшный мир. Разорванные клочья тел… В них вонзаются острые когти. Кровь. Крик. Сердце бешено колотится… От удовольствия! Разум не разум. Мысли — картинки. Жизнь — мгновение. И дикое, звериное…

Богомир проснулся оттого, что кто-то вцепился в башню и тряс ее. Всё вокруг ходит ходуном, кирпичи крошатся, кровать дрожит мелкой дрожью. Монстр прорывается сквозь потолок, царапает его когтями.

Богомир свалился с постели и прижался к полу, видя, что кто-то сейчас вырвет крышу, набросится на него и сожрет. «Одну ночь, пережить одну ночь», — шепчет он себе и не верит — оно прорвется! Богомир снова выбежал на улицу. Не оглядываясь, он бросился к калитке, надеясь, что в тумане тварь исчезнет. Но она почуяла человека и погналась за ним. Богомир слышал, как она догоняет его, лязгает зубами и хочет впиться когтями в спину. Богомир выбежал за забор. Оглянулся — никого.

Тогда старик медленно пошел домой. Сердце бешено билось. Тут Богомир услышал, как эта тварь врезалась в верхушки деревьев. Он оглянулся и никого не увидел, но прибавил шаг. Шорох. Какой-то шорох следовал за Богомиром. В свете желтой луны его тень начала меняться, расти, пока не стала огромной, пока не превратилась в тень этой твари. Богомир бежал, и нигде не было ему покоя.

Яблочный пудинг — его любимый. Королева обожала сама подавать на стол. Сложить все приборы, приготовить еду и по блюду заносить мужу. Она знала, что если борщ — то с двумя ложками сметаны; если чай — то чуть холоднее кипятка; салфетка для ног — широкая, но легкая; стул — с высокой спинкой; свет — в приглушенных голубых тонах.

— Представляешь, он уже ходит! Мой внук и… — с жаром рассказывал Михаил.

Дина улыбалась, кивала и наблюдала за тем, как муж ест рулет. «Если ему понравится, в следующий раз приготовлю два», — думала Королева.

— В среду ты вроде собиралась заниматься садом. В четверг… Давай в пятницу? — говорил Михаил. — Ты же за день придумаешь дизайн фламинго, так что, думаю, в пятницу ты свободна, и мысли твои не будут заняты… — «Розовый цвет… Подойдет ли для столовой розовый цвет? Мне уже порядком надоели эти лебеди на стенах. Да, и Мише нравится розовый, но в сочетании…» — Ты, наконец-то, познакомишься с сыном и внуком. И, да, Максим женат. Представляешь?

— Пятница — отличный день. В два, говоришь? Надо будет красивое платье придумать.

— Им не важно, в чем ты придешь. Они же — ненастоящие люди. С моим Таем мы сможем встретиться, когда выйдем из Игры. И…

Королева встала из-за стола, в руках ее появилась кисть. Дина провела розовой краской по стене. Это выбесило Михаила.

— Ты слушаешь?

— Да, я же сказала — продумаю платье до пятницы, — отозвалась жена и пробормотала про себя: — Пожалуй, этот оттенок слишком яркий…

Дина вернулась за стол, чтобы обсудить цвет платья и стен. Возле Михаила появилась рюмка, и он усмехнулся. Королева подошла к нему и забрала коньяк, вылила в горшок с цветком. На столе снова материализовался алкоголь. Дина посмотрела на мужа и прищурилась. Михаил покусывал соленый огурчик. Рюмка стояла наполовину пустая. Она и была такой, но Королеве об этом необязательно знать.

В последнее время Михаил ощущал, что все окружающие его нереальны, или между ним и ими стоит невидимая стена. Королева была такой всегда. Сын его — подделка. Внук тоже. Богомир живой. Богомир заставлял двигаться вперед. Богомир… всё боялся свою Динку. Она чудилась ему в каждой тени. Особенно после кладбища кошмаров. Ну такой он, дурачина.

С этой Аморф всё было иначе. Она — молода и влюбчива. Она смотрела на Михаила так, как глядит пес на хозяина. Мужчине льстило это; он смущался; он не хотел пользоваться ее наивностью; он знал, что она — дымка, нереальна, красивая мечта об идеальной девушке.

Внутри Аморф всё искрилось и загоралось. Впервые в жизни она говорила с живым человеком, и он слушал ее. Ему не было плевать на ее слова. Он ждал разговоров с ней. Всё то, что он рассказывал о людях и о мире, находило отражение в ее душе. Он был с разбитым сердцем. А она оживала