Он не мог забыть, но и не мог ясно вспомнить. Она — эта тварь! — что-то сделала с ним, он был не собой, все его мысли и чувства были другими. Как в кошмаре!

— Ты плохо выглядишь, — сказал Михаил. — Так что эта девчонка сотворила с тобой? — рассмеялся он. — Думаешь, на ее клетке был выход?

— Нет. Ее клетка — ад. Не знаю, как выбрался. Мне кажется, еще немного — и я бы полностью потерял себя. Нельзя туда заходить.

— А клетка Серого? — не унимался Михаил. Он изменился после того, как вновь обрел сына. Каждый день Михаил тащил Богомира исследовать новый мир. И, хотя они возвращались ни с чем, и Богомир уже отчаялся, от Михаила веяло такой энергией.

— Я прошерстил всю его клетку, — ответил Богомир. — Там нет выхода.

— Может, недостаточно обследовал, — пробормотал Михаил. — И всё же я не верю этому…

— А твоя клетка? — перебил его Богомир.

— Ты же на ней был и видел — там ничего нет.

«А кладбище кошмаров!» — осенило Богомира.

…По дороге в библиотеку Михаил всё говорил о сыне, внуке, предлагал разные варианты выхода из Игры. Богомир не мог слушать — в речах Михаила, полных слепящей надежды, было столько боли и отчаяния.

Тай из библиотеки не принимал отца. Не то чтобы с криками выгонял его и всё такое. Нет, просто персонажи не способны на настоящие чувства. Тай общался с отцом, как с любым другим мужиком из бара. Юноша не воспринимал старика всерьез, подшучивал над ним и ничем не делился.

А Михаил хотел знать о сыне всё. Король наблюдал за ним в зеркале часами, расспрашивал персонажей о нем и вообще приходил в библиотеку, когда вздумается. Богомир ненавидел такие визиты. Ему казалось, что в воздухе застыли какие-то неуловимые вибрации. Товарищ, вроде, и не мешал Богомиру, но выглядел таким разбитым, что сердце кровью обливалось, а помочь другу было невозможно. При этом Михаил просто не уходил. И выгнать его нельзя — у человека горе. И самому уйти нельзя — гость как бы в твоем доме. И кажется, что, если ты будешь хоть немного счастлив, пока он тонет в своем бездонном море отчаяния, ты станешь последней тварью. Время словно перестает идти и ты в ловушке этого безвременья.

Ариадна считала минуты до того, как вернется Богомир с другом. Она бродила возле коморки, периодически смотрела на стрелки часов. Девушка до сих пор не смирилась с тем, что является ненастоящим человеком. Эта мысль принимала в ней всё новые уродливые формы. С характером и внешностью Ариадны, она, однако, не была ей. Никогда. Она — лишь образ человека. Так Богомир увидел Ариадну. Быть может, он выразил в ней свои тайные желания, страхи или… врагов. Да, как только старик попал в Игру, Ариадна постоянно ругалась со своим создателем. А потом Богомир встретил Дину и стал ненавидеть уже ее.

Это мысль поразила девушку. Богомиру нужна была женщина-враг. И он создал Ариадну для этого. Но она уже давно стремилась к чему-то иному. Нет, быть помехой не цель ее жизни. Ариадна была способна на большее.

Или не способна? Откуда в ней, такой жалкой и глупой, может быть что-то большее?

Тогда Ариадна вспомнила и про другого своего создателя. Про Серого. Он дал ей черную перчатку, которая позволила обрести свободу и жизнь. Но девушка не понимала, сколько в ней от этого мальчика. Вложил ли он в нее что-то еще?

Серый уже давно не бывал у Богомира. Ариадна ничего не знала об этом мальчишке, но стремилась к нему и чувствовала свое тайное родство с ним. Или всё это глупые фантазии? Но если Богомир, не задумываясь, дал ей что-то от себя, то почему Серый не мог?

Внезапно в библиотеку вошли мужчины. Ариадна вскочила на кровать, чтобы не быть заметной из-за стены. Михаил направился к сыну. Богомир присел на диван. «Повезло», — подумала девушка.

Сколько любви было в глазах Михаила, когда он, запинаясь, пытался общаться с Таем. Богомир глядел на друга, и вены его наполнялись ядом. Михаил так мечтает снова стать отцом своему сыну. У этого алкоголика есть причина жить, а значит, и вырваться из Игры. «В отличие от меня, — думал Богомир. — Зачем мне уходить? Вернуться в библиотеку немощным и старым? Для какой цели?»

После смерти брата Богомир чувствовал себя ужасно, но только теперь понял почему. Всю жизнь он находился под невидимым гнетом своей семьи, которая внушала ему: наша мечта — это твоя мечта. Но Богомир в тайне желал только одного — вырваться. И не мог: его словно однажды ослепила Медуза Горгона, и он проходил окаменевшим десятилетия. Но вот не осталось ни матери с отцом, ни брата и пришла свобода. Но что с ней делать ослепленному старику, прожившему столько лет без чувств и желаний?

Дина всполошила его — Богомир оттаял и впервые за долгие годы ощутил себя живым. Но его кровь за это время скисла. Богомир не был больше способен ни на любовь, ни на сочувствие. Злость и страх — всё, что теперь в нем оставалось. От ярости кровь закипала, и по венам переливался огненный яд. А порой страх, безудержный, животный, вкрадывался в душу и плыл ледяными кубиками по наполненным ядом венам. И Богомир всё боялся, что эти кубики острым концом порежут его бледную плоть — и все увидят, что на самом деле внутри он давно сгнил.

«Тот, кто живет мечтой, много сильнее того, кто лишь хочет вырваться от боли», — печально подумал Богомир, когда смотрел на Михаила. Тут Ариадна за стенкой пошевелилась, мужчина это услышал и вздрогнул. Богомир решил, что это может быть Дина. Замер, ожидая ее нападения. Ариадна не выходила. Богомир боялся проверить коморку, поэтому начал себя успокаивать: «Тебе это показалось, там нет Дины».

Дина не появлялась, и это было куда хуже, чем если бы она пришла, и они бы разругались в пух и прах. Девушка не выходила из головы Богомира. Ему уже казалось, что она повсюду. Даже в воздухе! Душит его! Если Дина —