приравнявший Танжер к английским городам, заключался в том, что муниципальные советники получили возможность обеспечить себе привилегии в области торговли. Порт, защищенный прочным молом, мог бы служить безопасной базой для английского флота. Торговля, стимулируемая французскими беженцами, изгнанными из Кадиса, могла бы быстро достигнуть расцвета, но этому мешала нехватка наличных денег, да и создание крупной марокканской компании потерпело неудачу вследствие оппозиции купцов Танжера и губернаторов-взяточников, боявшихся, кроме того, конкуренции других магрибских портов. Осада города Мулай Исмаилом в 1679 году нанесла торговле тяжелый удар и заставила англичан отказаться от возведения укреплений за стенами города (апрель 1681 года). В Лондоне палата общин боялась, как бы гарнизон Танжера, этот рассадник «солдат папистов», не предоставил в распоряжение короля Карла II войска для совершения государственного переворота, направленного против парламента, и ответила отказом на просьбу правительства о помощи «до того времени, когда она убедится в отсутствии явной опасности, угрожающей со стороны папизма». После отказа парламента король вынужден был жить на субсидии Людовика XIV и не хотел расходовать свои средства на Танжер. Он приказал эвакуировать город, предварительно разрушив в нем все, включая даже большой мол (5 февраля 1684 года). Английское общественное мнение с удовлетворением встретило это решение, которое отдавало порт шерифу, а не европейским конкурентам. Войска Мулай Исмаила могли считать, что осада 1679 года и их последующие атаки были действительной причиной ухода англичан. В разрушенном городе шериф поселил жителей Рифа. В 1689 году «волонтеры веры» взяли Лараш, а в 1691 году — Арсилу. Атлантическое побережье, за исключением занятого португальцами Мазагана, было почти полностью очищено от христиан.

На средиземноморском побережье оставались еще пресидио (крепости) Мелилья, Сеута, Пеньон де Альхусемас и Пеньон де Велес. Испанские гарнизоны, как и гарнизон Танжера, были предоставлены самим себе; они плохо оплачивались, плохо снабжались и эксплуатировались своими губернаторами; они не смогли прорвать блокаду шерифских войск, но и не дрогнули перед их многочисленными атаками. Напрасно Мулай Исмаил, желая показать свое твердое намерение взять город, воздвиг напротив Сеуты рибат с дворцом для военачальника и мечетью. Его внимание вскоре отвлекли новые серьезные заботы, а последовавшая за его смертью анархия спасла город.

Его политику определяла не столько война против христиан, сколько борьба против турок в Алжире. Благодаря «волонтерам веры» туркам не удалось проникнуть в Марокко через порты Гарба, но на востоке шерифу пришлось довольствоваться менее значительными успехами, так как его черная армия уступала алжирскому войску. Султану было известно, что турки поощряют восстания в Магрибе. Чтобы запугать их, он дошел до Джебель-Амура, но турецкая артиллерия обратила в бегство арабские вспомогательные войска, и Мулай Исмаилу, как и его брату ар-Рашиду, пришлось признать Тафну границей между двумя территориями (1679 год).

После окончательного покорения Суса Мулай Исмаил снова выступил против турок, на этот раз совместно с беем Туниса, но союзники не сумели координировать своих действий и потерпели поражение один за другим (1692 год). Его сыну Зидану, управлявшему провинцией Таза, после нескольких набегов удалось овладеть Тлемсеном, но он не сумел развить своего успеха. Шериф отверг его тактику и принял на себя командование армией, которая дошла до долины Шелифа, где и была разгромлена. Мулай Исмаил, будучи ранен, едва не попал в руки турок, которые принесли в Алжир три тысячи голов шерифских солдат (28 апреля 1701 года). Но он все же не отказался от своих планов. Оградив себя от опасности вторжения крепостями, прикрывавшими его восточную границу, Мулай Исмаил не терял надежды перенести войну в самое сердце Алжирского регентства, проникнув туда с юга. Один из его сыновей уже занял район Айн-Махди (к западу от Лагуата), а один из племянников разместил гарнизон в Бу-Семгуне (между Айн-Сефрой и Жеривилем) (1710–1713 годы). Мятежи янычар и восстания племен облегчали вторжение, но внимание шерифа из-за междоусобиц его сыновей было приковано к Марокко, и он не смог воспользоваться этим случаем.

Торговля и внешние сношения. Заботясь о защите целостности Марокко против посягательств христиан и турок, Мулай Исмаил проявлял не меньшую заботу и о развитии его экономики. «Он желает, — писал о нем один французский резидент, противопоставляя его предыдущему шерифу, — увеличения числа своих подданных и умножения их богатств путем торговли, предпочитая ее пиратству, которым они в прошлом занимались с большей настойчивостью, чем теперь». Действительно, корсары Сале и Тетуана, малочисленные и плохо вооруженные, беспокоили лишь мелкие суда. «В Сале частные лица, имевшие ранее по десять-двенадцать судов, не имеют ни одного, — утверждал консул Ж. Б. Эстель в 1699 году, — так как, когда они возвращались с добычей, король Марокко всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы завладеть ею».

Для марокканской экономики торговля имела более важное значение, чем для Алжира и даже Туниса. Шериф был заинтересован в ней тем более, что получал 10 процентов со всех ввозимых и вывозимых товаров и до 25 процентов с торговли воском.

Сведения, собранные Пиду де Сент-Олоном во время его миссии, содержат некоторые подробности о торговле 1693 года. Евреи и христиане располагали тогда фактической монополией. Сале и Тетуан являлись «наиболее посещаемыми местами, откуда было легче всего вывозить товары». Торговый оборот Сафи и Агадира был меньше и питался за счет Тафилалета и Суса. «Город Фес был как бы общим складом для всей Берберии». Это был оживленный центр перераспределения товаров, где торговали до пяти тысяч евреев. В приморских уродах вырабатывался самый лучший в Берберии красный сафьян.

«Испания торгует кошенилью и вермильоном. Англия — сукнами и гвинейскими каури, то есть раковинами, которые в этой стране служили разменной монетой. Голландия ввозит в Берберию сукна, полотно, различную бакалею, железную проволоку, латунь, сталь, ладан, киноварь, зеркальца, муслин для тюрбанов, а иногда оружие и другое военное снаряжение. Италия поставляет квасцы, серу и множество мелких глиняных изделий, которые делаются в Венеции. Из Леванта туда поступают шелк, хлопок, аурипигмент, ртуть, реальгар и опиум». Англичане и голландцы хранили свои товары в Кадисе, где их затем грузили на португальские суда.

«Универсальный словарь торговли», изданный Савари де Брюслоном, позволяет дополнить эти данные для первой четверти XVIII века. Мавры и евреи получали с христианских складов на побережье европейские товары, которые они распределяли между своими представителями в Фесе, Мекнесе, Марракеше, Таруданте и Илиге. Мекнес оставался главным рынком зерна, кож и воска. Излишки товаров, ненужные этим пяти городам, направлялись в Тафилалет, «где арабы давали в обмен на них «тибир», или золотой песок, индиго, страусовые перья, финики, иногда немного слоновых бивней, иначе называемых слоновым клыком». С Суданом поддерживалась оживленная караванная торговля.

Консулами и христианскими