Шрифт:
Закладка:
В конце XVII века французская торговля занимала в Марокко первое место и поощрялась шерифом. Спесь и грубость Людовика XIV испортили положение, которое могло бы стать исключительно благоприятным при наличии некоторой ловкости и такта. Сразу же после прихода к власти Мул ай Исмаил обещал представителю короля, что корсары не посмеют больше нападать на французские корабли, что он предоставит «возможность вывозить из его страны все то сырье, на которое был наложен запрет его братом, в частности медь и чугун», и что он будет благоприятствовать выкупу пленных. В течение последних двадцати лет XVII века христианнейший король и шериф обменивались посольствами, которые Людовик XIV обрек на неудачу своей дипломатией престижа.
В 1682 году Мухаммед Тамим привез проект мирного договора сроком на шесть лет, который, между прочим, гарантировал французам свободу мореплавания и торговли. Шериф уже намеревался его подписать, когда к нему прибыл посол — кавалер де Сент-Аман — в сопровождении столь скромной свиты, что это принимало оскорбительный характер. Сент-Аману было поручено требовать внесения в договор изменений, полностью искажавших его первоначальный смысл. Что же касается выкупа марокканских пленников, за каждого из которых Мулай Исмаил предлагал одного христианского пленного и 300 ливров, то Кольбер, озабоченный главным образом укомплектованием гребных команд для галер, предлагал своему посланцу проявить «всяческую ловкость, чтобы избежать ответа на этот вопрос». 14 декабря 1682 года султан ратифицировал мирный договор, но без дополнений, предложенных Сент-Аманом. Естественно, что вопрос о пленных не был решен.
Второе посольство Мухаммеда Тамима было задержано в Тулоне по соображениям пустой процедуры; затем Версаль безуспешно пытался устрашить Марокко крейсированием его берегов. Христианнейший король и шериф упорствовали в своей гордости, причем последний соглашался вести переговоры только с послами, а не с торгашами, а король стремился заставить повелителя варваров признать свое превосходство. Впрочем, в начале 1693 года Людовик XIV согласился послать в Мекнес дворянина своего двора Пиду де Сент-Олона, переговоры которого ни к чему не привели. От этой неудачи пострадали как влияние Франции, так и ее торговля.
Победы Людовика XIV над коалицией благоприятствовали возобновлению переговоров. Адмирал Бен Айша, ставший на сторону Франции, после того как он долгое время был человеком англичан, прибыл ко двору короля, где стал модной персоной (1698 год). Одна знатная дама проявила по отношению к нему значительно меньше упрямства, чем король по отношению к шерифу. Марокканец, не согласившийся на уступки, которые ему были сделаны в вопросе об обмене пленными, вернулся, ничего не добившись. Мулай Исмаил был недоволен и высказал это без всяких обиняков. Он упрекал короля за то, что тот отказался от обязательств, принятых от его имени вице-адмиралом д'Эстре. «Бен Айша должен был бы вернуться, — писал он королю, — …так как нам ее надо ничего вашего… Мир или война с вами не имеют для нас никакого значения». Однако он не прервал отношений. Более того, для восстановления желательного ему союза с Людовиком XIV Мулай Исмаил выразил желание жениться на внебрачной дочери короля, красавице принцессе де Конти, которую ему очень расхваливал Бен Айша и которой он гарантировал возможность исповедовать ее религию. Двор насмехался над этим предложением, ирония которого была непонятна Мулай Исмаилу, и ему довольно нагло ответили, предложив принять христианство.
Поражения французского флота и его упадок в начале XVIII века были выгодны англичанам, которые обосновались в Гибралтаре. Испанская политика короля отдаляла шерифа, мечтавшего о возвращении Сеуты. Тем не менее тринитарии и отцы милосердия пытались продолжать в Мекнесе бесконечные переговоры о выкупе пленных, но вскоре у них возник конфликт с французским консулом в Сале. В 1712 году удалось произвести обмен только двадцати человек. После отъезда монахов положение продолжало ухудшаться. Торговля перешла в руки бежавших из Лангедока гугенотов, которых обвиняли в том, что они покровительствовали англичанам и голландцам в ущерб «французской нации». Один из них принял ислам и стал губернатором Сале. Лишенные всякого веса в результате влияния на шерифа «религиозных деятелей», оба консула стали в конце концов представлять только самих себя и были вынуждены покинуть Сале (1710 год) и Тетуан (1712 год). В течение более чем сорока лет Франция не имела своего представителя в Марокко, что позволило Англии занять первое место в марокканской торговле.
Людовик XIV, пишет Арди, проявил «неумение, непонимание людей и событий в Марокко, а также недостаток уважения и элементарной осмотрительности», в противоположность «лояльности» шерифа. Гордость короля была удовлетворена ценой гибели французской торговли.
Мекнес. Как и Людовик XIV, которому он, говорят, подражал (хотя и начал работы в Мекнесе задолго до того, как узнал о великолепии Версаля), Мулай Исмаил был одержим страстью к строительству. Властители доказывают подданным и потомству свое могущество, возводя постройки. Шериф, ненавидевший Фес и Марракеш за их мятежи, хотел создать достойный его город. Он выбрал красиво расположенный на возвышенности Мекнес, где воды реки поддерживали свежесть и зелень. Город возвышался посреди плодородных равнин, господствуя над выходами из Среднего Атласа и Зерхуна. Шериф не создавал его заново. Здесь уже был «Мекнес оливковых деревьев» (Микнасат аз-зитун), получивший свое название от крупного зенатского племени микнаса, — город с ничем не примечательным прошлым. Укрепленный, быть может, альморавидами и заброшенный первыми альмохадами, он стал богатеть в XIII веке благодаря развитию торговли. Мериниды построили здесь касбу, мечеть (1276 год), завию, караван-сараи, канализационную систему и мосты, а затем, в середине XIV века, медресе Бу-Инания, чарующее своим порталом с двустворчатыми дверями, покрытыми бронзой и ажурной резьбой, и своим граненым куполом над входом. В начале XVI века Лев Африканский превозносил фруктовые сады и поля Мекнеса, изобилие воды, удобство расположения и значение его рынков. Но подлинным творцом его был Мулай Исмаил.
На строительстве шериф использовал не 25 тысяч, а самое большее две тысячи христиан, около 30 тысяч осужденных судом за различные преступления, а также пленных, захваченных в борьбе с мятежниками, и рабочих, регулярно поставляемых племенами в порядке барщины. Он, несомненно, использовал также молодых негров, проходивших третий год обучения.
С пленниками обращались очень жестоко. На заре их выводили из подземелий и выстраивали, назначая на работы, под руководством
