каким-то чудом в Стамбуле сохранился памятник, который свидетельствует об этой эпохе: церковь Марии Монгольской, единственный храм, который никогда не закрывался. На самом деле храм освящен в честь Матери Божией. Монастырь здесь был в VI веке. А турки называли эту церковь Кровавой, и не только из-за характерных красных стен, но и потому, что именно в этом околотке во время штурма Константинополя местные жители оказали им последнее и очень жестокое сопротивление. Кровь здесь буквально лилась рекой. Мария Монгольская была дочерью Михаила Палеолога, которую он очень удачно выдал замуж за хана Монголии. Хан был настолько влюблен в нее, что говорят, будто даже принял христианство ради этого брака. А когда сицилийцы пытались склонить монголов на войну против Византии, влюбленный муж отказался воевать против родины своей жены. Так что действительно, она отчасти спасла империю. После смерти мужа Мария вернулась в Константинополь и стала покровительницей этой церкви. Отсюда и название: Мария Монгольская.

Но главная угроза для Византии исходила не с Востока, а с Запада. После падения Латинской империи в Европе набирала популярность идея нового крестового похода, чтобы вернуть Константинополь законному с точки зрения европейцев императору Балдуину.

Идея нового крестового похода была не просто угрозой, а совершенно оформляющимся проектом, который готовился под предводительством Карла Анжуйского, правителя Сицилии. И император понимал, что это будет последний удар.

Эльга Канаева, кандидат богословия, старший преподаватель ПСТГУ

Единственным, кто мог остановить Карла, был папа римский, а значит, Михаилу Палеологу был необходим союз с Римом. Но папа Урбан IV потребовал взамен заключение унии и признание его власти над Константинопольской Церковью.

Конечно, греки очень плохо восприняли это, и в результате в Византии начались идеологические споры и идеологическая борьба против сближения с Западом. Можно сказать, что это, наверное, одна из главных трудностей, с которыми пришлось столкнуться Михаилу VIII Палеологу.

Наталья Жигалова, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Древнего мира и Средних веков

Это очень показательный момент. Большую часть византийской истории императоры старались насильно примирить или найти какие-то компромиссы между православием и ересями, захватившими народные массы. Императорам были невыгодны все эти церковные расколы: то арианские, то несторианские, то халкидонские, то латинские. Они прекрасно понимали политические последствия этих расколов и старались служить империи как могли, и их можно понять в этом устремлении. Но Церковь при этом постоянно говорила: политика политикой, а дела веры превыше всего. И вот при Михаиле это напряжение достигло своего апогея. Он собрал епископов и спросил их: хорошо, если вы не хотите принять унию с латинянами, предложите что-нибудь. Как мне спасти империю? Но епископы молчали. Они не могли ничего предложить, но унию не принимали. И вот тогда он взял одного выдающегося богослова, будущего патриарха Иоанна Векка, и сказал: ты мне ответь, конкретно. Иоанн написал: «Бывают люди, которые называются еретиками, но не еретики. Наоборот, существуют еретики, да не называются таковыми. Вот к числу последних принадлежат латиняне». Императору нечего было ответить. Это была патовая ситуация.

Михаил тянул время как мог, но в 1274 году был вынужден все же заключить Лионскую унию. Правда, он сквозь пальцы смотрел на то, что в Византии почти никто ее не соблюдал. Несколько раз папа отправлял в Константинополь специальные посольства, чтобы проверить, как исполняется заключенный договор, и всякий раз легатам показывали только богослужения в Святой Софии, где собирали несколько лояльных унии священников и епископов.

Обе стороны этого процесса, и государственная, и церковная, понимали, что это именно демонстрация лояльности, по сути некий маскарад, чтобы дать еще время на политические процессы, которые должны произойти и спасти империю. И надо сказать, это принесло свои плоды, потому что политическими средствами удалось за счет вот этого выигранного времени решить проблему.

Эльга Канаева, кандидат богословия, старший преподаватель ПСТГУ

Агентам Михаила Палеолога удалось организовать заговор на Сицилии, в результате которого на острове вспыхнуло восстание против французов. В 1282 году сторонники Карла были перебиты, а власть на Сицилии перешла к арагонскому королю, с которым Михаил заключил союз. Силы Анжуйского дома были подорваны, и о крестовом походе на Восток речи больше не шло.

Все закончилось хорошо, но не лично для Михаила VIII, который умер в том же году и был лишен как церковного погребения, так и поминовения. Для него лично это была вот такая жертва, возможно, его вечной жизни, но тем не менее он сумел спасти империю. Михаил VIII – трагическая, удивительная фигура.

Эльга Канаева, кандидат богословия, старший преподаватель ПСТГУ

Правление Михаила Палеолога было последней в истории Византии попыткой восстановить величие империи. Уже при его сыне Андронике II ромейская держава окончательно превратилась в незначительное государство, которое не оказывало большого влияния на международные дела.

При нем, в частности, в упадок приходит византийский флот, сокращаются расходы на военные потребности. Сказывалась порча монеты, которую практиковали Михаил VIII и Андроник II; сказывалось и то, что иностранцам – имеются в виду итальянские республики – предоставлялись значительные торговые преференции, их освобождали от таможенных пошлин, им открыты были рынки, а это ударяло по собственному производству и по собственной торговле, и казна недосчитывалась средств. И вот этот экономический кризис, первые признаки которого наметились еще при Михаиле VIII, проявили себя уже в правление Андроника II.

Татьяна Кущ, доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИВИ РАН

В Стамбуле сохранилось величественное строение, которое называют Малым Влахернским дворцом, или дворцом Багрянородного. Но на самом деле, во-первых, это, скорее всего, не императорский дворец, а во-вторых, он не имеет никакого отношения к знаменитому Константину Багрянородному. Это дворец, который, по-видимому, принадлежал одному из внуков императора Андроника Палеолога. Тем не менее это прекрасный памятник византийской светской архитектуры, дворцовой архитектуры, который дошел до нас в нескольких этажах. Сейчас внутри – современный музей, а снаружи – древние стены.

Внуков у Андроника II было много, и в 1320 году в семье произошло несчастье, которое повлияло на будущую судьбу Византии. Его старший внук, которого тоже звали Андроник, имел какую-то любовную связь с некой красоткой. Он заподозрил, что у нее есть другой, и подослал к ней наемных убийц, чтобы они наказали конкурента, но по ошибке те убили его родного брата. Вскоре от этого несчастья умер отец Андроника, а дед лишил его прав на престолонаследие. Андроник убежал из Константинополя и начал войну против деда, которая вошла в историю как война двух Андроников. Тогда