предложили советскому правительству «собрать всех югославян, которые в настоящее время рассеяны по многочисленным лагерям СССР… в составе немецких, итальянских, венгерских и румынских военнопленных»[1360]. Так и было сделано: большинство солдат и офицеров батальона были набраны из бывших военнопленных, в том числе хорватов из «легиона», словенцев, рекрутированных в вермахт, воеводинских сербов, набранных в венгерский гонвед и строительные батальоны, использовавшиеся на Восточном фронте[1361]. Вступление в батальон, по имеющимся данным, было действительно добровольным, а те военнопленные, которые отказались это сделать, были отправлены обратно в лагеря[1362].

Кроме того, в состав батальона вошли другие югославские граждане, по разным причинам оказавшиеся на территории СССР[1363], в том числе политэмигранты[1364] (некоторые из них ранее воевали в Испании[1365]) и югославы из числа советских партизан – например, Б. Максимович и Р. Иовович, воевавшие в Белоруссии, П. Коршек и К. Бетко, которые бежали из венгерской армии и находились в партизанских отрядах Украины. Некоторые прибывшие в батальон партизаны уже были награждены советскими орденами и медалями[1366]. Откомандированию в югославскую часть также подлежал рядовой и сержантский состав «югославских национальностей», служивший в Красной армии, независимо от принадлежности к югославскому гражданству[1367].

Сбор контингента был начат 8 декабря 1943 г.[1368] Уже к 16 декабря в Карасево прибыли 778 человек (27 офицеров, 91 унтер-офицер и 660 рядовых)[1369]. К 1 января 1944 г. личный состав батальона насчитывал 782 человека[1370], к 1 февраля – 1050 человек[1371], к концу февраля – 1248 человек[1372] (к этому времени штат был скорректирован до 1178 человек), к концу мая – 1306 человек. Таким образом, была достигнута и даже превышена установленная для батальона штатная численность[1373]. Этнический состав батальона был таким: хорваты – 50 %[1374], словенцы – 28,5 %, сербы – 19 %, другие – 2,5 %[1375].

Несмотря на достигнутую штатную численность, батальон претерпевал трудности с командными кадрами[1376] – к 1 февраля 1944 г. в нем было 47 офицеров[1377] из 65 положенных по штату, к концу месяца – 63 офицера, однако и их штатная численность была повышена до 81 человека. К концу мая 1944 г. эту проблему удалось решить, и в батальоне находилось уже 93 офицера, однако и штатная численность офицеров к этому времени тоже была увеличена в связи переформированием батальона в бригаду. Такие же трудности сохранялись в югославских формированиях, созданных в СССР позднее[1378].

Обучение подразделений батальона началось 15 декабря 1943 г.[1379] Для организации боевой подготовки подразделений, а также для изучения оружия и техники в помощь командованию были подобраны и направлены 9 офицеров-инструкторов Красной армии во главе с подполковником Бондарем[1380], а также политработники[1381]. С помощью инструкторов батальон осваивал вооружение и технику, предоставленную ему командованием Красной армии[1382]. Первые учения батальона в целом были организованы 17–18 января 1944 г.[1383] К 20 февраля 1944 г. программа боевой подготовки была завершена. В тот же день М. Месич и Д. Георгиевич отправили на имя И.В. Сталина рапорт, в котором отчитались, что «задание, поставленное югославской воинской части на территории СССР в области боевой подготовки, выполнено досрочно»[1384]. 12 марта 1944 г. воины батальона приняли присягу, поклявшись «верно служить своему народу», «не выпускать из рук оружия до тех пор, пока Югославия не будет очищена от оккупантов»[1385].

К концу февраля 1944 г. на вооружении батальона состояли 655 винтовок и карабинов, 302 автомата, 40 ручных пулеметов, 12 станковых пулеметов, 9 50-мм минометов, 12 82-мм минометов, 4 45-мм пушки, 4 76-мм пушки ЗИС-3 и другое оружие, а также имелось 29 автомобилей. Таким образом, как докладывало советское командование, военно-хозяйственным и военно-техническим имуществом батальон был обеспечен полностью, согласно штатным и табельным нормам. В своем рапорте, направленном на имя И.В. Сталина, М. Месич и Д. Георгиевич подчеркнули наличие у батальона «замечательного вооружения, полученного… от великого советского народа». В апреле – мае 1944 г. в составе батальона по ходатайству его командования была сформирована артиллерийская батарея численностью 68 человек. Кроме того, имелись музыкантский взвод и типография[1386].

Несмотря на поступательное развитие югославского батальона, одним из его проблемных аспектов был политически неоднородный контингент. Эту его особенность в феврале 1944 г. отметило командование батальона в своем приветствии председателю президиума Антифашистского вече народного освобождения Югославии И. Рибару: «В наших рядах представители всех народов Югославии, люди разных вероисповеданий и различных политических убеждений»[1387].

В составе батальона имелись просоветски настроенные кадры – в основном из числа политэмигрантов и партизан[1388]. Однако подавляющую часть военнослужащих составляли бывшие пленные, многие из которых отправились на Восточный фронт добровольно, в том числе под воздействием усташской шовинистической агитации[1389]. О.В. Романько указывает, что «командование вермахта осталось довольно результатами боевого применения 369-го [хорватского] полка. Его личный состав показал не только превосходные боевые качества, но и высокое моральное состояние»[1390]. Хотя Л.Х. Муромцева оспаривает такой вывод, так как среди хорватов «примеры недисциплинированности, мародерства, дезертирства, неустойчивости в бою, самовольного оставления позиций и отказа идти в атаку, добровольной сдачи в плен были… распространенным явлением», тем не менее она отмечает, что в Сталинграде хорватские войска воевали до конца[1391].

Закономерно, что вызывала сомнение приверженность антифашистской борьбе бывших военнопленных, в том числе М. Месича – кавалера не только хорватского военного ордена «Железный трилистник» 4-й степени, но и наград гитлеровской Германии – Железного креста 1-й и 2-й степени и медали «За зимнюю кампанию на Восточном фронте». Вице-председатель Всеславянского антифашистского комитета, югославский коммунист Б. Масларич в самом начале формирования югославского батальона, 8 декабря 1943 г., в письме на имя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова просил направить его служить в батальон из политических соображений: Масларич считал, что так как эта часть «главным образом будет укомплектована из бывших военнопленных, то наличие в этой части членов ВКП(б) является необходимостью»[1392]. Деятель КПЮ и Всеславянского комитета В. Влахович оценивал политическое положение в югославском формировании как «достаточно сложное», в том числе потому, что его офицерский состав «почти без исключения» был из Хорватского легиона[1393] (в октябре 1943 г. среди военнопленных югославов – сербов по национальности – не было никого выше по званию, чем старший лейтенант[1394]; по состоянию на апрель 1944 г., в 1-м югославском батальоне хорватами или словенцами по национальности были 67 % офицеров[1395]).

В марте и начале апреля 1944 г. югославский посол С. Симич, который ранее сам был инициатором