Шрифт:
Закладка:
Она уселась на тюфяк, прижала узел к груди и расплакалась. Голоса стихли не скоро. Мастер так к ней и не поднялся, а значит, тот ему ничего не рассказал. Пока не рассказал. Те пару мгновений, что Твила провела в операционной, она была так ошеломлена, что толком не рассмотрела, что с ним, но, кажется, ранен, повреждена нога… Насколько серьезно? Сумеет подняться сюда или нет? Она вскочила, подбежала к окошку и выглянула наружу, даже потянулась открыть раму, однако потом убрала руку. До земли слишком далеко, да и крыша может не выдержать. Остается надеяться, что мастер даст ему отвар маковых головок – он иногда добавляет его в питье пациентов, чтобы лучше спали. Хоть бы и на этот раз добавил!
Когда на лестнице послышались шаги, она поспешно спряталась возле двери, прижавшись к стене. За один скрип досок ее сердце успевало трепыхнуться не меньше полудюжины раз. Но вот шаги остановились этажом ниже, хлопнула дверь… мастер зашел к себе.
Следом зазвучала легкая поступь Розы, все ближе и ближе. Твила одним прыжком очутилась на тюфяке и накрылась сверху шалью. Вспомнив про узел, подтащила его к себе и отвернулась к окну. В ту же секунду Роза без стука распахнула дверь:
– Мастер спрашивал…
Твила задышала ровно и глубоко. Если Роза сейчас подойдет ближе, то увидит прижатый к животу узел.
– Эй, слышишь?
Доски заскрипели под ее башмаками. Твила почувствовала, как та остановилась совсем рядом, за спиной, так что в воздухе запахло выстиранной одеждой, жареной картошкой и лекарствами, потом нагнулась, шурша юбкой, наверное, потянулась к ней – плечо щекотнуло… а затем раздались удаляющиеся шаги.
– Маленькая лентяйка! – пробормотала служанка, закрывая дверь.
А потом все стихло. Еще минут десять Твила лежала, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами и боясь пошевелиться. Ножницы для рукоделия больно впились в ладонь через ткань узла.
Подождав еще немного, она тихонько поднялась и на цыпочках вышла из каморки. Спускаясь по лестнице, останавливалась на каждой ступеньке, вслушиваясь, готовая в любой миг броситься обратно. А потом молила половицы не скрипеть и делала следующий шажок. Возле двери мастера ненадолго остановилась и прижала ладонь к стене. Ей почудилось, что она слышит его сонное дыхание.
Однако самым тяжким был первый этаж. Достигнув подножия лестницы, Твила заметила на полу узкое лезвие света. Оно протягивалось из полуоткрытой двери операционной и рассекало первый этаж на две половины. В глазах потемнело. Ему оставили свечу на ночь. Но из комнаты не доносилось ни звука. Похоже, мастер все-таки дал ему снотворное. Поборов подкатившую к горлу тошноту, Твила двинулась вперед. Перед полоской света замешкалась. Казалось, стоит попытаться ее переступить – и луч расщепит ее надвое. Этого не произошло. Она осторожно отодвинула засов, выскользнула наружу и тихонько прикрыла дверь. Во дворе за ней увязался Ланцет, но Твила отослала его обратно.
Через минуту она уже шагала по пустынной улице к домику на краю деревни. Пропел первый петух, в воздухе колыхнулось предрассветное марево.
* * *
Когда она остановилась возле домика Дитя, небо начало пропитываться багровой зарей. В деревне уже стали просыпаться, слышались первые утренние звуки. Твила торопливо обошла ветхое строение, похожее на древесный гриб, и укрылась в тени яблони. Денег на стекла у Дитя, разумеется, не было, поэтому окошко она завешивала газетами и тряпьем. Твила постучала прямо в стену дома.
– Дитя, это я! – прошептала она в щель между досками.
Подруга рассказывала, что этот домишко долгое время пустовал, и, когда она пришла в Бузинную Пустошь, никто не стал возражать против того, чтобы она здесь поселилась. По правде сказать, его и домом-то можно назвать лишь с натяжкой: жилым был только первый этаж, второй же располагался практически на улице – сквозь провалившуюся крышу виднелось небо. Но подруга говорила, что ей нравится глядеть перед сном на звезды. Иногда Твила тоже туда поднималась, и они смотрели вместе. Поначалу она пыталась выяснить, откуда Дитя и есть ли у нее родня, но та всякий раз либо меняла тему, либо делала вид, что не слышит ее.
Ответа так и не последовало – в домике было совершенно тихо, и Твила позвала чуть громче, однако, похоже, Дитя крепко спала. Окликнуть подругу еще громче она не могла без риска привлечь внимание соседей. Да и оставаться здесь дольше тоже нельзя. Твила раздумывала, не попробовать ли все-таки обойти дом со стороны крыльца, когда позади раздался шорох и хихиканье. Помертвев, она обернулась и увидела низенький кособокий силуэт, выглядывающий из-за ближайшего куста. Встретившись с ней взглядом, он тотчас снова спрятался.
– Лубберт, это ты?
– Лу-у-у-уберт, – послышалось в ответ.
Твила подошла к кусту и отвела ветку.
– Что ты здесь делаешь в этот час? Как выбрался из дома?
Тот встал на цыпочки и таким образом обошел вокруг нее, показывая, как именно. Рот он при этом зажимал обеими руками, чтоб не было слышно хихиканья.
– Твоя бабушка будет волноваться, когда проснется и обнаружит, что тебя нет… – Она подтолкнула его к дороге. – Беги домой и… Лубберт, – Твила строго на него посмотрела, – ты меня здесь не видел, хорошо?
– Лу-у-у-убберт не видел!
– Я серьезно: никому не говори, что я приходила к Дитя.
– Лу-у-убберт! Лу-у-убберт не скажет Дитя.
– Нет-нет: что я была у Дитя.
– Ди-и-и-и-итя! – Он вытер кулаком сопли и махнул куда-то в сторону домов.
– Что ты хочешь сказать? Ты видел ее? – Твила проследила за его грязным пальцем, словно надеясь увидеть подругу, стоящую среди домов. Но улицы были пустынны. – Где она?
Лубберт активно закивал, а потом сорвал пыльный лопух с обтрепанными краями, свернул его кульком и принялся заталкивать туда камни, насвистывая какую-то песенку и время от времени вытирая нос.
– Дитя собирает камни?
Лубберт тут же бросил кулек и подбежал к ней, радуясь, что его пантомима удалась. Он бы и хвостом повилял, если б тот имелся.
– Лубберт, послушай. – Твила опустилась рядом на колени и погладила его по голове. – Очень внимательно слушай. Беги сейчас к Дитя и приведи ее сюда… нет, не сюда, к болоту.
