class="p1">К 1971 году приют уже давно перестал брать эмоционально неуравновешенных детей, страдающих от психических расстройств и нарушавших закон. Теперь нужны были бездомные мальчики, у которых не было других серьезных проблем. Рассчитанный на 1000 человек, «Город детей» теперь содержал штат сотрудников в 600 человек для ухода за 665 мальчиками[450]. Постепенно подход к их содержанию в огромном учреждении, изоляции от окружающего мира и почти тюремной атмосфере начал казаться неправильным и устаревшим. Дети передвигались по территории по сигналу колокола, их личная переписка подвергалась цензуре, принимать разрешалось только одного посетителя в месяц, которого вместо самих мальчиков выбирал персонал приюта. Отдыхали мальчики мало, с девочками не общались вовсе. Целыми днями они занимались рутинной работой и проходили обучение низкоквалифицированным специальностям, собирали бобы и изготавливали скворечники.

Однажды вечером, в июле 1971 года, на встрече в доме Баффеттов Уоррен и редактор газеты Sun Пол Уильямс решили написать статью о том, как это учреждение собирает и тратит деньги[451]. Уильямс поручил трем городским репортерам, Уэсу Айверсону, Дагу Смиту и Мику Руду, провести тщательное журналистское расследование. Заметив, что в рассылках приюта говорится, что он не получает денег ни от церкви, ни от штата, ни от федерального правительства, Мик Руд прошерстил документы в Капитолии штата Небраска в Линкольне и выяснил, что это неправда. Это заставило усомниться и в прочих заявлениях руководства «Города детей».

Запросив данные об уплате приютом налога на имущество, образовательные архивы и записи о регистрации поселения, они выяснили, что отношения с департаментом социального обеспечения штата у организации уже давно напряженные[452]. Уильямс получил отчет о работе почтового отделения «Города детей» и узнал, что через него рассылалось от 34 до 50 миллионов просительных писем в год. Цифра была ошеломляющей. «Город детей» привлекал денег больше, чем мог потратить. Предположив, что накопления росли на 5 миллионов долларов ежегодно, начиная с момента масштабного расширения в 1948 году, Уоррен решил, что у приюта должно быть не менее 100 миллионов долларов избыточных средств. Но доказательств этого, кроме собственных расчетов, у него не было.

Баффетт был знаком с доктором Клодом Органом, местным хирургом, единственным чернокожим в правлении «Города детей». Баффетт считал его приличным, честным человеком.

«Он не стал делиться подробностями, но сказал, что я не ошибаюсь. Более того, он дал мне понять, что там есть какая-то подоплека, хотя никаких цифр я от него так и не добился».

Доктор Орган начал направлять команду репортеров, но не раскрывая конфиденциальной информации[453]. Большинство сотрудников «Города детей» слишком боялись говорить. Баффетт, играя в сыщика, бродил по Омахе в своих старых поношенных теннисных туфлях, изъеденном молью свитере и испачканных мелом брюках.

Однажды Уоррена посетило озарение. Конгресс принял закон, который обязывал некоммерческие организации подавать налоговые декларации.

Репортеры запросили форму 990 в налоговой инспекции Филадельфии и 20 дней с нетерпением ждали, пока служба раскопает ее в своих архивах[454].

Пол Уильямс нанял Рэнди Брауна на место помощника выпускающего редактора, в том числе для того, чтобы тот начал ориентироваться в материалах, собранных о «Городе детей».

«В первый же рабочий день мне на стол положили форму 990», – рассказывает Браун. Баффетт бросился помогать Брауну с расчетами. Как оказалось, чистая стоимость «Города детей» составляла 209 миллионов долларов, увеличиваясь примерно на 18 миллионов в год. Это в 4 раза превышало расходы приюта. Баффетт был воодушевлен этим открытием: он поймал с поличным целого монсеньора.

По самым скромным подсчетам репортеров The Sun, на каждого мальчика приходилось более 200 тысяч долларов в год. Мик Руд стал называть приют «Городом маленьких мужчин с большим портфелем». Этот денежный станок приносил по 25 миллионов долларов в год, и расходы на его содержание легко можно было покрыть за счет инвестиционного дохода, не привлекая ни одного дополнительного цента[455]. Что «Город детей» собирался делать со всеми этими деньгами? Почему он продолжал привлекать пожертвования? Выяснить это предстояло на последнем этапе расследования.

Управляющий «Города детей», 74-летний преподобный монсеньор Николас Х. Вегнер к тому времени уже знал, что привлек внимание Sun. Приют начал поспешно составлять программу реформ. По убеждению репортеров, он понятия не имел о том, что они заполучили налоговую декларацию. Репортеры решили добраться до Вегнера и его епархиального начальства – архиепископа Шихана. Руд, 30-летний наглец с волнистыми волосами до плеч и густыми усами, отправился к Вегнеру. Монсеньор был явно слаб здоровьем: он пережил 15 операций, в том числе довольно серьезные. В беседе он проявил неосмотрительность и отрицал получение средств от государства. Когда Руд попросили его объяснить, зачем приют собирает такое количество денег, Вегнер ответил: «Мы постоянно в долгах». Зная, что это неправда, Руд сразу же вернулся в подвал к Уильямсу с записью интервью, которая после расшифровки отправилась в сейф.

Команда репортеров явилась в офис, занимающийся сбором средств, который располагался в Омахе, отдельно от приюта. Они вошли без стука и сфотографировали длинные ряды женщин, печатающих просительные и благодарственные письма. Им также удалось поговорить с некоторыми сотрудниками, которые сказали: «Пожалуйста, не упоминайте в статье о подразделении по сбору средств. Общественность может получить неверное представление. Люди подумают, что мы богаты» и «Мы хотим, чтобы люди думали, что письма рассылают сами мальчики».

В это время остальные репортеры проникли в совет директоров приюта. Он состоял в основном из людей, у которых не было никакого стимула ниспровергать эту священную корову. Среди них были банкир, управлявший инвестиционным портфелем «Города детей», сын архитектора, построившего комплекс зданий, фирма которого выполняла заказы на все текущие строительные работы, поставщик одежды для мальчиков, и адвокат, который вел юридические дела приюта. С учреждением членов совета связывали не только финансовые интересы. Один из сотрудников «Города детей» позже скажет: «Правление сослужило не слишком хорошую службу отцу Вегнеру. Оно вполне могло бы посоветовать ему снизить темпы сбора средств»[456].

Возможно, память об истоках «Города детей» и нищете времен Депрессии заставляла Вегнера накапливать деньги так, как будто вот-вот наступят голодные годы[457]. Вероятно, эта же историческая память затмила глаза членам правления. Баффетт, дитя того же времени, одержимый таким же стремлением к накопительству, собирался их за это сокрушить. Но их преступление в глазах Уоррена заключалось не только в накоплении денег. Преступлением было бездумное накопление без плана использования этих средств. Грехом для Баффетта был отказ от ответственности перед другими людьми и неспособность эффективно управлять их деньгами.

Репортеры лихорадочно работали над статьей все выходные. Баффетт и Липси читали текст по мере