в присутствии Симицу. Ну и что с такими делать? "Ты когда-нибудь слышал, как стреляет пулемет, дружок? - думал Симицу. - Если слышал, как он тебе? По-прежнему бы скучал? Сомневаюсь".

   Симицу отошел от стойки, его место тут же занял другой солдат, державший посылку раза в два больше той, что только что отправил Симицу. Интересно, что там? "Одежда, поди", - подумал капрал. Рубашки и брюки - неплохие военные трофеи.

   Когда Симицу оказался на улице, то заметил, как к нему шла белая женщина. Она тут же неумело склонила голову. Не очень-то похоже на поклон. Он прошел мимо, будто её и не существовало. До высадки на Оаху он никогда не видел белых женщин. Белых мужчин он мог пересчитать по пальцам одной руки.

   Местный японец, одетый в американском стиле отвесил полноценный поклон. Симицу даже захотелось с ним поговорить:

   - Это самый лучший город в мире. Повезло вам здесь жить.

   - Прошу, говорите медленнее, - ответил тот. - Мой японский неважен. Прошу простить. - Он не шутил. Говорил он не как крестьянин. У него был ярко выраженный английский акцент. Снаружи он выглядел как японец, но всё его нутро давно было американским.

   Капрал Симицу почувствовал себя обманутым.

   - Почему родители не обучили тебя должным образом? - спросил он.

   Молодой человек поморщился, будто Симицу проткнул его штыком.

   - Прошу простить, - повторил он. Произнося эту фразу, по-японски он говорил довольно сносно. Но, когда он заговорил дальше, стало слышно, как он коверкает слова и грамматику: - Бабушка, дедушка приехать здесь. Мама, папа тут родиться. С бабушка и дедушка они говорить по-японски, с я - по-английски. Если не хотеть я понимать, японский говорить. Кое-что я слышать, мало. Английский тут один.

   - Омерзительно, - сказал Симицу. Ещё более омерзительным было то, что этот парень даже не понял этого слова. Капрал сказал проще: - Плохо.

   Вот теперь он понял. Он снова поклонился и сказал:

   - Gomen nasai.

   Симицу было плевать, за что он там извинялся. Он молча указал в сторону. Молодой человек безропотно подчинился.

   В расположение роты Симицу вернулся в дурном настроении.

   - Что случилось, капрал-сан? - поинтересовался Сиро Вакудзава. - Выглядите так, словно гвоздей наелись.

   - Случилось, вот, - ответил Симицу и пересказал историю с японцем, который едва говорил на родном языке. - И он был счастлив! - злился капрал. - "Английский тут один" - сказал он. Английский, ichi-ban. - Он продемонстрировал манеру разговора молодого человека. - Он даже не понял, когда я сказал, насколько омерзительным всё это выглядело.

   - Мне жаль, господин капрал, - сказал Вакудзава. Помочь командиру он ничем не мог. Он лишь напомнил Симицу извиняющегося японо-гавайца. Вакудзава продолжил: - Тут всё какое-то странное. Некоторые полицейские в Гонолулу - корейцы. Корейцы, представляете?! И все, включая японцев и белых, делают всё, что они скажут.

   - Корейцы? Бред какой-то, - согласился Симицу. Корея была частью Японской Империи сколько он себя помнил. Каждый японец знал, что корейцы могли только рубить лес и таскать воду. Их призывали в армию, но лишь для работ в тылу и охраны тюрем. На большее они непригодны. Симицу совсем не хотел бы идти в бой плечом к плечу с вооруженными корейцами. - Американцы, видимо, сошли с ума, раз позволили этому случиться. Ну, ничего, мы скоро тут всё изменим.

   - Надеюсь, господин капрал, - сказал Вакудзава. - Если кто-то решит, что я буду подчиняться корейцу, пусть подумает ещё разок.

   - Нет. - Симицу помотал головой. - Скорее всего, они считают себя не корейцами, а американцами. Но мне плевать. Возможно, они считают себя полицейскими. На это мне тоже плевать. Мы - солдаты Японской Императорской Армии. Мы подчиняемся лишь своим командирам. Если какой-нибудь корейский или даже американский коп начнет тебе указывать, дай ему в морду.

   Вакудзава был тощим улыбчивым парнем. Трудно было представить, чтобы он на кого-то злился. Но он менялся.

   - Есть, капрал-сан! - сказал он и изобразил, как будет бить кого-то, кто выше него.

   Симицу от души рассмеялся.

   - Не думаю, что, если будешь бить именно так, то куда-нибудь попадешь. Но ты тренируйся. - Он хлопнул рядового по спине. В Японии подобная фамильярность между капралом и рядовым первого года службы была недопустима. Здесь же, на Гавайях, обстановка была намного проще.

   Кензо и Хироси Такахаси работали над расчисткой завалов в Гонолулу. С тех пор как на палубе "Осима-мару" парус сменил двигатель, это была единственная работа, на которую они могли устроиться. Платили весьма неплохо: трехразовое питание плюс один доллар.

   Спокойная работа, если такое занятие вам по душе. Кензо она не нравилась.

   - Мы ради этого школу заканчивали? - горько вопрошал он, набирая полную лопату битого кирпича и сваливая всё в стоявшую рядом тачку.

   Старший брат пожал плечами и добавил свою горсть.

   - По-другому никак. Если не разгребать, город так и останется лежать в руинах.

   - Видимо, да, - согласился Кензо. Они не просто говорили по-английски, они специально говорили по-английски. Он подумал, что в этом был бы какой-то смысл, если бы кто-нибудь из невольных коллег их понимал, или хотя бы интересовался их разговором. Как и все остальные общества в Гонолулу, команды уборщиков состояли из всех подряд. Кто-то говорил на нормальном английском, кто-то на пиджин, кто-то на своем родном языке. Их бригадиром был местный японец, одинаково хорошо говоривший и по-японски и по-английски, но с ними он общался только на пиджин.

   - Не прохлаждаться! - кричал бригадир. - Если прохлаждатьcя, значит, тратит моё время. А если тратить моё время, то скоро пожалеть.

   Такая работа была потруднее рыбалки. До сих пор Кензо и подумать о таком не мог. Нет ничего скучнее, чем раз за разом выуживать и потрошить тунца, но он с ней справлялся. Лопата за лопатой, целый день...

   - Те, кто строил пирамиды, так и работали, - сказал он.

   - У них не было тачек, - отозвался брат.

   Кензо нахмурился. Он говорил в