для временного размещения штаба, когда планировал прийти на помощь итальянцам в Северной Африке.

— Роммель? Да что вы? Я не знал, — удивился Хок. Он изучал походы Роммеля в военном колледже, и ему очень нравился этот замечательный, со сложной судьбой человек.

— Да. Он многое поменял в форте. Провел необходимую реконструкцию и модернизацию. В 1941 году, когда Лис пустыни покинул крепость, чтобы присоединиться к африканским частям в Ливии, он оставил крепость в великолепном состоянии и небольшой гарнизончик. Нацисты оставались там почти до конца войны.

— А как именно союзники это сделали? — спросил Хок. — Как они их выбили?

— Закидали бомбами, сэр. С воздуха и с моря.

— Мне это подходит, — вмешался Брок.

— Ты хочешь закидать бомбами семью султана? — спросил Алекс, глядя Броку прямо в глаза.

— Это был единственный способ, вы и сами скоро это поймете, — сказал Ахмед.

— Что было дальше? — спросил Хок.

— Форт сильно пострадал, и после войны о нем забыли. Около двадцати лет назад Его Высочество решил превратить крепость в национальный музей. Как напоминание новым поколениям о славном прошлом Омана. Я по образованию архитектор. И Его Высочество назначил меня дизайнером и куратором форта. Я принес много разных схем и чертежей форта. Даже те, которые остались еще от Роммеля. И мои собственные чертежи музея. Он почти не изменился с тех пор, как я закончил работу около двадцати лет назад.

Хока воодушевил такой легкий доступ к чертежам и схемам крепости.

— Хорошо. Тогда, видимо, нам будет несложно освободить заложников. Давайте найдем рыбака, который согласится нас туда отвезти, и оглядимся на месте.

— Осторожней, ваша светлость, не поддавайтесь первому впечатлению. Оно обманчиво, — сказал Ахмед, разворачивая схемы и чертежи. Брок прижал листы к столу пивными бутылками. — Это будет не так просто.

— Почему? — поинтересовался Хок, осторожно, чтобы не порвать, просматривая старые схемы форта. — Нам всего лишь нужно вытащить оттуда султана и его жену. И пару детишек.

— Вы сразу же подметили проблему, сэр.

— Какую проблему?

— У султана не одна жена, сэр.

— А сколько? Две? Три?

— В последний раз, когда я пересчитывал, было двадцать, сэр.

Хок посмотрел на Брока: двадцать женщин?

Брок усмехнулся.

— Я бы не сказал, что освобождение заложников будет легким, ваша светлость, — протянул он.

39

Каждую пару секунд темное небо над парком развлечений прорезала молния, высвечивая причудливые очертания высоких башен и каруселей. Конгрив стоял под проливным дождем в свете мелькающих голубых вспышек и вытирал мокрое от дождя лицо. Большинство присутствовавших полицейских полагали, что как только поднимется ветер и начнется дождь, китаец достанет из рюкзака пистолет и начнет стрелять. С этого угла, с самой верхушки парашютной вышки, это будет все равно, что стрелять по рыбе в бочке. Китаец будет прямо напротив раскачивающейся кабинки, в которой прятался Джо Бонанно. А сейчас, благословение небесам, убийца мог только уцепиться за вышку и держаться из последних сил. Конгрив прекрасно понимал, что тот сейчас чувствует. Потому что сам он тоже держался из последних сил, причем с каждой секундой неизвестности в нем поднималась горячая волна раздражения.

Раскаты грома у него над головой заглушал треск вертолетов группы захвата из нью-йоркской полиции, круживших над парком. Яркие синевато-белые лучи прожекторов были направлены на раскачивающуюся кабинку на самом верху колеса обозрения. И только один черный вертолет группы захвата, которым с земли командовал капитан Мариуччи, завис над вышкой. Луч его прожектора был направлен на крошечную фигурку человека в белой одежде.

На борту вертолета снайпер, застывший перед открытым люком, целился прямо в сердце китайца. Палец застыл на курке, но он не осмеливался его нажать. Он не мог выстрелить из-за сложившейся политической ситуации. По этой же причине не стреляли его товарищи на вертолетах полицейского департамента Нью-Йорка. Мужчина на вышке был все еще жив не потому, что его не могли пристрелить. Он был жив, потому что яростные споры между городом, штатом и федеральными правоохранительными органами зашли в тупик. Все просто стояли у подножия башни и смотрели на отчетливо вырисовывающуюся фигуру в свете прожекторов, прижавшуюся к площадке для прыжков.

Как ни фантастично было подобное предположение, Эмброуз Конгрив полагал, что снайперам из правоохранительных структур всех уровней было приказано не стрелять. Значит, споры и обсуждения зашли в тупик. Мужчина на вышке нарушает общественный порядок, да. Его подозревают в совершении убийства, которое произошло в Квинсе, и это правда. Он вооружен, да, может быть, но никто не может это доказать. Кто знает, зачем он туда залез? Он никому не угрожал оружием и ни в кого не стрелял. Кто знает?

Старший офицер полиции Нью-Йорка сказал Мариуччи, что, по имеющейся у него на данный момент информации, у парня есть разрешение на ношение оружия от гребаного ФБР. Да и вообще кто знает? Может, у него за спиной и не пистолет вовсе! Может, это зонтик! Или клюшка для гольфа!

— Что? Что ты сейчас сказал? — заорал Мариуччи. Он сложил руки рупором и посмотрел на Конгрива, его лицо исказила гримаса беспомощного гнева. — Ты не поверишь, что мне сейчас сказал этот придурок!

— Что он сказал? — спросил Конгрив.

— Он сказал, цитирую: «Предположим, мы пристрелим парня, а когда соскребем его с тротуара, окажется, что это мирный китайский альпинист на каникулах, который просто решил потренироваться», — он почти слово в слово так сказал.

Действительно, кто знает?

По крайней мере, Конгрив и Мариуччи были твердо убеждены в одном. Это был именно тот китаец, который всего несколько часов назад, стоя над Бенни Сангстером, съел его сердце, пока старый мафиози медленно истекал кровью в своей постели. Мотив? Мотив мог быть только один: члены французского правительства узнали, что кто-то копается в деле об убийстве тридцатилетней давности. И послали китайца убрать двух оставшихся в живых свидетелей.

Капитан надеялся, что именно так расценят этот случай на совещании, проходившем в данную минуту в полицейском управлении. И поймут, что дело касается государственной безопасности.

Но Мариуччи не мог доказать ни одно из вышеупомянутых утверждений, стоя здесь, под проливным дождем.

По лицу Конгрива замелькали красно-голубые блики, когда на место происшествия прибыла еще и пожарная команда. Машина с выдвигающейся пожарной лестницей и огромным крюком остановилась у самого основания колеса обозрения. Пожарные выпрыгнули из машины и начали возиться позади машины. С крыши поднялась длиннющая выдвигающаяся лестница.

Пока лестница карабкалась в омываемые дождем небеса, у Эмброуза Конгрива появилась идея.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы добиться своего, но в конце концов он все-таки заставил своего друга оторваться от телефонной трубки.

— У