— Вот тут, — Флейя показала в окошко, — конюх жарит повариху. Обычно это происходит после того, как она накормит его рыбкой. Он так и говорит: «Ты, моя дорогуша, рыбу жаришь, а я — тебя».

— Да ты хоть знаешь… — начал было Шан, усмехнувшись, но сестра прервала, одарив его взглядом, способным разбить любую завышенную самооценку:

— Если ты хочешь спросить меня о том, знаю ли я что такое «жарить», «пялить» и прочие похотливые словечки, которые вы, бесхребетное мужичье, приписываете тому, что я видела сотню раз, подумай прежде.

Шан сглотнул и заткнулся: Цефлим его пугала.

Сестра продолжила ползти, по ходу заглядывая в окошки и, если в просматриваемых комнатах никого не было, рассказывала о постояльцах:

— А тут горничная однажды сломала палец на ноге помощнику казначея. Все за тем же делом.

По винтовому узкому проходу они поднялись на уровень выше. Флейя призвала к тишине, приложив указательный палец к губам, и Шан старался ползти как мог тише. Казалось, что проход уменьшался и по высоте и по ширине. Ему приходилось сжимать плечи, а в некоторых местах протискиваться с острым страхом застрять. От пыли хотелось чихать, но он сдерживался, боясь показаться еще более глупым.

Долгое время они ползли без остановки. Шан уже привык к темноте и издалека различал приближение окошек: из-за сквозняка и блеклого света, проникающего украдкой в тоннель.

Флейя замедлилась, а наследник услышал приглушенные голоса за стеной. Сначала это было просто бубнение, словно потусторонние звуки внешнего мира пытались пробиться в их крохотный, тесный мирок, но потом Шан узнал голос и стал разбирать слова.

Изувер кого-то отчитывал.

— Главный советник, — подсказала сестра, по-видимому принимая брата уж совсем за кретина.

Шан недовольно пихнул ее в пятку: мол, продвинься вперед.

— … распоясался в Диких землях! — Рауккар гневался.

— Эти дикари только и знают, что собачаться между собой. — Это был голос Военного советника. — Они нам не угроза.

— Это Владетель так думает, — одернул Изувер и вкрадчиво продолжил: — Пленный поведал совершенно о противоположном. Переводчику было велено говорить так, как нужно. Дикари сплачиваются. Им надоели твои выходки! Я молчу о соли, что идет мимо казны — у тебя большая семья и ты верный воин. Но к чему это бестолковое насилие и убийства?

— Мои солдаты долго в походах, — Джелисткон не оправдывался, хоть так могло показаться, но голос его был грубым и твердым. — А местные девки ох как хороши. Сам же падок до красивых сучек… Лучше…

— Как бы они не проследили за тобой и не узнали о проходе через ущелье.

— А я говорю: лучше следи за тем, что у тебя под носом творится, а в мои дела не лезь!

Раздались шаги и звук захлопывающейся двери.

Сердце Шана беспокойно забилось. Значит солдаты в Диких землях творят бесчинства, а Владетелю доносят, что дикари не представляют опасности и покладисты? Нужно рассказать отцу. Наследник вспотел, несмотря на прохладу, царящую в потайных лазах. Может ли он обвинить военного советника лишь на основании подслушанного разговора? Поверит ли папа? Как же это сложно… И совершенно неприятно Шану.

Они осторожно поползли дальше.

У очередного подъема Флейя замешкалась.

— Что? — Шан подтолкнул ее.

— Думаю, где сейчас может быть Кайран.

— А почему ты думаешь, что папу хотят отравить?

— Пена изо рта, дергался и бледный?

— Да, — с подозрением подтвердил Шан.

— Я подобные симптомы видела у подопытных внизу. Туда и поползем.

— Почему ты раньше ничего мне не рассказала? — Шан задал вопрос, давно его мучивший, язвительно и с нескрываемым тоном обвинения. — Или отцу.

Цефлим сузила глаза — «А вы бы мне поверили?», — по-видимому, желая много чего высказать брату, но совладала с собой:

— Потому что именно сегодня, именно сейчас заговор на пике свершения, и тайны сочатся вслух из всех щелей… Думаешь, так легко выследить и поймать Кайрана или Раукка? Они очень хитрые и осторожные. Но не сегодня…

И она направилась по винтовому спуску на подвальный этаж, где располагались продуктовые склады, винные погреба и темницы эклиотиков. Шан последовал за сестрой. Он думал о том, как много Флейя проводила времени в этих тоннелях и как много могла услышать. Наверно в замке найдется не меньше десятка человек, которые будут отчаянно желать ее смерти, узнай они про похождения капризной дочери Владетеля. Надо бы за ней присматривать получше. И как образумить нерадивую младшую сестру и уберечь от недальновидных поступков?

Чем ниже они спускались, тем становилось холоднее и тревожнее. Стены, пропитанные за десятки гвальд подноготной интриг и заговоров, давили не хуже авторитета Главного советника.

Хотя Шану показалось, что Джелисткон вел себя слишком пренебрежительно с Изувером и намекал на то, что тот не замечает творящегося «под носом». Чтобы Раук чего-то не замечал? Легче поверить в непрозорливость советника военного, чем в неосведомленность Главного.

Потом тоннели стали шире и, когда наследник наткнулся на замершую сестру, то сумел даже подползти рядом. Окошка не было видно.

— Это самое опасное место, — одними губами проговорила Флейя. — Есть только узкая щель. Канал воздуховода там совсем небольшой — пролезет разве что рука. Придется прижать ухо к стене и вслушиваться.

Шан кивнул и прильнул к холодному, шершавому камню.

Через какое-то время у него заурчало в животе, но наследник терпеливо ждал. Начало казаться, что камень сам шепчет, словно плетет узор волшебной картины, шепчет о делах давно минувших, о том, сколько душ загублено в этих стенах. Шепот стал принимать более четкие очертания.

Вдруг раздался стук.

— Входите! — Это был голос Кайрана — ни с чьим другим не спутать: змеиное, хитрое шипение единственного, кому известен проход через поле, усеянное скрытыми ловушками и капканами.

— О, Великий Кайранджахау, — Шан впервые слышал этот заискивающий голос. — Я прибыл к вам из Удела в Ноксоло с миссией, которую подсказала мне моя убежденность в…

— Ближе к делу!

— Да-да, конечно… Наш старейшина… Он… как бы это сказать…

— Что с ним?

— Он хочет поддержать Изувера в грядущем перевороте. И даже собирается преподнести ему дар в подтверждение верности… Прозрачный камень, зовущийся пийром… Простите, Кайран…

— За что?

— М?

— За что просишь прощения? За то что предал своего старейшину?

— Я? Но…

— Об этом камне ты говоришь?

— О! Но как? Откуда он у вас? — Неподдельный страх и благоговение читались в каждом звуке. — И перстень Когана?