После этого монолога, такого резкого и, пожалуй, даже грубоватого, Раиса Иосифовна прямо побелела от страха. Она всеми силами держалась за тёпленькие местечки в районе, которые занимала сама и её муж. В райкоме ВКП(б) её поддерживал Крылин, поэтому она действительно боялась сказать против него хоть слово, хотя и видела порой, что действия главного эпидемиолога, или правильнее — его бездействие, приносит вред. Он же, достаточно хитрый и, очевидно, малопартийный человек, руководя фельдшерами, умел добиваться средних показателей заболеваемости малярией по району, соответствующих средним по республике. В его распоряжении был отряд бонификаторов, но отпускаемыми средствами и материалами, как впоследствии выяснилось, он пользовался прямо-таки в корыстных целях, проводя уничтожение комаров вокруг районного центра, на подсобных хозяйствах районных организаций и далее, давая их на прокат в другие районы.

Если заврайздравом побелела, то Крылин под своими веснушками побагровел. Он посмотрел на Алёшкина с такой злобой, что, если бы взглядом можно было убить человека, он бы, вероятно, так и сделал. Крылин понял, что этот молодой врач подозревает, какую нехитрую политику он ведёт, и, вероятно, поэтому они будут постоянными врагами. Между прочим, через несколько лет он-таки сумел свою злобу на Бориса реализовать, а сейчас, хотя и был взбешён (здесь с ним никто из медиков так ещё не разговаривал), всё же немного испугался. Заметив, что Алёшкин приехал с Пряниным, как они дружески беседовали, договариваясь о совместном возвращении в Александровку, зная, что Фёдор — член бюро РК ВКП(б), Крылин подумал, что с новеньким надо вести себя осторожно. Поэтому он сдержал свою злобу и довольно спокойно сказал:

— Раиса Иосифовна, доктор Алёшкин напрасно горячится, я уже подготовил приказ о направлении на его участок бонификаторов. Выдадим ему и акрихин, и плазмоцид, и даже немного настоящего хинина. Раньше, до него, там работать было некому, — добавил он иронически, — вот поэтому и не посылали. Я сейчас вам принесу на подпись приказ, — и Крылин вышел из кабинета.

— Ну, вот видите, Борис Яковлевич, как всё хорошо устраивается, а вы так резко разговаривали с товарищем Крылиным! Он человек партийный и всё хорошо понимает, надо бы помягче с ним…

Борис невольно усмехнулся:

— Не волнуйтесь, Раиса Иосифовна, иногда с такими партийцами, как Крылин, только так и надо говорить, я-то уж это знаю! Уверен, что он только сейчас сел написать тот приказ, о котором говорил, а если бы я промолчал, так никакого приказа и не было бы. Я сдержался, на совещании не выступил, чтобы перед всеми его не конфузить, да и вам неприятности не получить, а мне-то его бояться нечего, — не утерпев, подчеркнул Борис.

Заврайздравом, стремясь поскорее перевести разговор на другое, спросила:

— Ну, как вас приняли в станице? Как Текушев? Доволен вашей женой? — ехидно подчеркнула она.

— Приняли нас хорошо. Правда, квартиру мы получим, вероятно, через неделю, но, в общем, пока обижаться не на что. Да, кстати, Антон Иванович очень обрадовался моему приезду и сразу вот заявление подал, говорит, что не был в отпуске уже несколько лет, хочет отдохнуть немного. Я не возражаю, пусть отдохнёт недели две-три, — и Борис протянул зав. райздравом заявление Чинченко со своей пометкой.

Та некоторое время разглядывала это заявление, потом взяла красный карандаш и написала в углу: «В приказ. Отпуск с 1 августа 1940 года на две недели», — и расписалась. Про себя она подумала: «Этот Алёшкин что-то очень горячо берётся за дело. Пусть-ка один останется, повертится как следует, может быть, тогда поймёт, что надо потише жить, а может быть, и вовсе зашьётся, тогда мы его в Наркомздрав откомандируем. А то, кажется, это беспокойный человек, он и в районе нам покоя не даст. Да, вот и с Пряниннм сразу подружился, а если ещё и с Текушевым сговорится, тогда, того и гляди, под меня подкапываться начнёт».

Может быть, Раиса Иосифовна так и не думала, слишком мало мы её знаем. В нашем рассказе она промелькнёт коротеньким эпизодом, и ни к чему нам её особенно чернить, но многие последующие действия зав. райздрава, к сожалению, подтверждают наше предположение именно о таком образе её мыслей.

Поговорив немного с ней и узнав, что он с 20 июля зачислен заведующим врачебным участком и заведующим больницей в Александровке, т. е. на две врачебных ставки, Борис выяснил, что его заработок будет составлять 400 рублей в месяц. Он, не стесняясь, признался, что сейчас испытывает значительные материальные трудности и что ему очень нужны деньги. Раиса Иосифовна удивилась:

— А разве вы подъёмных не получали?

— Нет, конечно, — ответил Борис.

Он и не знал, что ему должны выдать какие-то подъёмные.

— Как же, вам положен месячный оклад на вас и пол-оклада на семью. Они наверняка выписаны, зайдите в финотдел и получите. Кстати, получите зарплату за июль на всех сотрудников, а ведомость потом пришлёте с Василием Прокопычем. Обычно зарплату получает он, но в этот раз вы его замените, я сейчас сообщу в райфо. Потом зайдите в аптеку, познакомьтесь с заведующим, они с женой тут вместе работают, расскажут вам о новых препаратах. Заявку им подадите, а потом пришлёте кого-нибудь за медикаментами.

Взяв в райфо чек и ведомость, Алёшкин получил деньги в отделении Госбанка и зашёл в районную аптеку, где познакомился с добродушным старичком-евреем и его женой, бывшими когда-то владельцами этой самой аптеки, а теперь уже более 20 лет работавшими в ней же на положении служащих. Ознакомившись с заявками на медикаменты, которые поступали в аптеку из Александровки, Борис убедился в правильности своего предположения о том, что далеко не всё, что выписывалось и получалось Чинченко, попадало в больницу и амбулаторию для бесплатного лечения. Попутно выяснилось, что продажа аптечных препаратов в станице была организована самим Чинченко. Аптекарь сказал, что в Александровке предполагалось открыть филиал аптеки, нашлась девушка-фармацевт из района, согласная там работать, но Антон Иванович категорически заявил, что ни помещения под аптеку, ни жилья для фармацевта сельсовет и колхоз выделить не могут.

Борис Яковлевич договорился с аптекарем, что на август список медикаментов он напишет сам, сам за ними приедет, тогда же договорится и о филиале аптеки. Он не скрывал, что продажу медикаментов фельдшером считал неудобным. Аптекарь, видимо, уже давно догадывался о махинациях Чинченко, потому что сразу же согласился с предложением Бориса:

— Хорошо, доктор, готовьте помещение. Человек будет, товаром мы его обеспечим.

Затем Борис вернулся в райздрав, получил от Крылина противомалярийные средства и копию приказа о направлении в Александровку бонификаторов. Во время их разговора вошёл Прянин. При виде его