Шрифт:
Закладка:
По его лицу было понятно, что он никогда в жизни не думал о том, что такое «вложения в строительство», и как их отбивают. И вообще, он, наверное, привык к важным дамам, за которых всё решают другие, а я всю жизнь сама решаю за себя… и ещё за того парня.
- Анри, вы не понимаете, - вот я это и сказала.
Он вздохнул и по-прежнему смотрел хмуро. Потом спросил:
- Эжени, у вашей кухарки ведь есть дом, в котором она не живёт?
- Вы о Дарёне? Она не кухарка, я просто позвала её жить к себе. И она здесь делает, что может. Как все мы. Ну да, у неё есть дом. Но это её дом.
- Она всё равно живёт у вас. А если ваш сосед соберётся наконец-то взять её в жёны, то она станет жить у него, вместе с дочерью. Зачем ей тот дом? А доходами, если таковые случатся, поделитесь.
Вообще, если уж совсем откровенно, я уже думала о таком варианте. Дом плоховат, но не случись меня, Дарёна, я подозреваю, вполне бы в нём перезимовала – если бы Валерьян не увел её туда, откуда не возвращаются. Или почти не возвращаются.
- Анри, если я пообещаю вам обсудить с Дарёной это дело – вы перестанете беспокоиться?
- Перестану, если вы не просто обсудите, но и придёте к какому-то решению, - пробурчал он. – Можете ещё мне сказать потом, что решите, особенно – если помощь понадобится.
- Вот и славно, - и я потянулась поцеловаться и размотать его белый шарф.
Потому что всё прочее, что происходило меж нами за закрытыми дверями, было сродни той самой здешней магии – и взгляды в глаза, и прикосновения, и фейерверк невероятных ощущений. И пусть он говорит и думает ну хоть что, потому что… потому что.
Потому что и снег теперь кажется белее, и солнце ярче, и лес сказочнее, и лёд красивее. Просто потому что. И петь хочется. И даже танцевать, хоть я и не умею.
Но была и ещё одна сторона всей этой красоты неописуемой. Моя репродуктивная система махала мне ручкой весь прошлый год. Гинеколог ещё прошлой весной сказала, посмотрев анализы и узи – всё, менопауза. Но фишка была в том, что организм с ней не согласился, и периодически сообщал мне, что ещё что-то может и хочет. Не с былой регулярностью, но – раз в два-три месяца.
И мне совсем не хотелось как-нибудь этак встрять здесь. Дома-то не хотелось, потому что ничего уже не хотелось. Здесь же, когда вся медицина – это Дуня, тем более уверенности не было.
Кстати, моё личное крошечное целительство чуть-чуть, но работало. Затянуть ссадину, убрать синяк или ожог, снять боль, помочь обмороженным – всё это было мне по силам. Но вот договориться с собственным телом – нет, я не могла. И последний всплеск случился где-то за неделю до всяких праздников, рождественских и прочих. Поэтому я собралась, предупредила Дуню, что хочу с ней приватно побеседовать, и пошла к ней домой.
Тропка по лесу была натоптанной – ходили к ней только в путь. Я до того всего пару раз заглядывала в её небольшой домик, где по стенам сушились пучки травы, на полках стояли всякие склянки, а на столе лежали мешочки и шкатулочки.
После того, как Асканио испортил ей маскировку, Дуня больше не надевала никакой личины. Сказала – затратно и хлопотно. Просто прятала золотые косы под чёрный платок, да и всё. И Асканио нет-нет, да навещал её, как я понимала. Но – судя по их виду, говорили они главным образом о целительстве.
Сейчас же Дуня была одна, что-то толкла в ступке, а когда я обмела снег с унтов, поставила греться чай.
- С чем пожаловала? – улыбнулась она.
- Да вот понимаешь, мужчину завела, а от возможной беременности никак не защитилась.
- Ты не умеешь? – не поняла Дуня.
- Нет, я не умею. Я всю жизнь прожила – как это? – простец простецом, вот, как они говорят.
Она подошла, встала напротив, оглядела меня внимательно. Потом долго водила ладонями вокруг – в сантиметре от меня.
- Шансов почти нет, твоё тело уже не способно ни выносить, ни родить.
Так-то да, сорок восемь – половинку просим. Даже и не тридцать восемь.
- Почти?
- Всегда нужно помнить о случае или божественном вмешательстве, - пожала она плечами. – А ты как хочешь? Родить сына господину генералу?
- У него двое. И дочь. А у меня дома уже внуки могли бы быть.
- Я сделаю тебе зелье, его хватит на год. Но это займёт три дня. А пока – попроси господина генерала заговорить воду. Или вино. Я думаю, он умеет.
В это время кто-то снаружи топал по порогу, стряхивая снег с обуви, и я поспешила поблагодарить и распрощаться.
Заговорить воду, значит. Ну вообще-то правильно, с ним нужно обсудить этот вопрос. Значит, обсудим.
3. Кому ещё есть дело до нас
Оживление в моей личной жизни совпало с оживлением в жизни Поворотницы – потому что лёд не просто установился, но и окреп, везде, а не только в заливах вблизи берега, и в деревню зачастили гости.
Гости встречались разные – кто-то просто вдвоём-втроём и в одних санях, такие обычно прибывали к кому-то конкретному. К отцу Вольдемару, к Демьяну Васильичу, к сынкам Пелагеи. Пелагея в какой-то момент пришла вечером в гости, сначала молчала по обыкновению, а потом я зашла на кухню за порцией чая, и увидела там их с Дуней, причём Пелагея внезапно ревела у Дуни на плече. Дуня гладила её по голове и говорила, что всё образуется, как-нибудь, непременно, просто потому, что не может быть иначе. А Пелагея говорила, что опостылело всё, настолько опостылело, что сил уже нет.
Я уже было подошла, чтобы взять её за руку и хотя бы просто подержать – выразить поддержку и позитивное подкрепление, но шаги за спиной известили, что господин генерал пошёл смотреть,
