Мы угодили в ловушку и на короткое время стали «друзьями», но где-то по пути — конечно, ты же идиот — я стал одержим тем, как она быстро моргала, когда была удивлена, хриплым звуком её смеха, когда она была сонной, и тем, как она всегда понимала, что я расстроен, даже раньше меня самого.

Где-то между Омахой и Колорадо я по-настоящему, безумно, чертовски сильно влюбился в Бейли Митчелл. Я мог думать только он ней, и иногда мне казалось, что я готов на всё, на что угодно, лишь бы она была счастлива.

Так что да — это было что-то вроде гребаной пощёчины, когда она предложила познакомить меня с Даной, но эта пощёчина была необходима. Это было как брызги холодной воды, которые напомнили мне, что я не заинтересован в чём-то большем с ней, потому что большее никогда не длится долго.

Все, кого я когда-либо знал, — все, черт возьми, до единого — говорили мне, что я неправ. Все вокруг твердили мне, что настоящая любовь и «жили долго и счастливо» возможны.

Однако это было не так.

Да, в моей жизни был очевидный багаж, которому терапевт мог приписать мои убеждения: мои родители разлюбили друг друга, каждый человек, с которым я когда-либо встречался, переставал любить меня, мои бабушки и дедушки все разошлись — даже мои тёти и дяди развалили свои браки.

Никто из моих родственников не был частью толпы «долго и счастливо».

Вы можете целый день спорить со мной о достоинствах настоящей любви, но по моему мнению, это не стоило риска.

Всё всегда заканчивалось.

И потом ничего не оставалось.

Когда мы с Бек сидели рядом на биологии, мы смеялись, дурачились и писали секретные шутки о том, что означала аббревиатура имени мистера Поста (Уве). Я с нетерпением ждал этого урока, потому что она делала его весёлым.

Было приятно иметь кого-то, с кем можно повеселиться.

Но после того, как мы начали встречались, и впоследствии расстались, мы больше не разговаривали на этом занятии. Она каждый день смотрела в свой телефон или разговаривала с Ханной (которая сидела по другую сторону от неё), и я… чувствовал себя одиноким.

Каждый гребаный день.

Блять.

Но именно поэтому нам с Бейли нужно было снова стать «раздражающими коллегами». Было приятно проводить время с ней, и я не хотел это терять.

Боже, я звучу как сумасшедший.

— Они дико опекающие, — сказала Дана, и я мог видеть краем глаза, что она уткнулась в свой телефон.

— Итак, я видел на стене фотографию тебя в костюме крысы? — спросил я, заставляя себя приложить чёртовы усилия. — Это довольно смелый выбор костюма для маленького ребёнка.

— Нет, — она рассмеялась, положив свой телефон на колени. — То есть, да, ты видел, но это было, когда я игра в «Щелкунчике». То был балет, а не Хэллоуин.

— А, — сказал я, кивая. — Это имеет немного больше смысла.

— Да, — сказала она, а затем снова взяла свой телефон.

Практически весь путь до боулинга был такой: серия вопросов и ответов без какой-либо химии. С ней всё было нормально, но как-то не клеилось.

Когда мы заходили в «Дорожки Пересмешника», я подумал, что, возможно, я просто устал. Прошлой ночью я почти не спал, а собака разбудила меня ни свет ни заря, так что, возможно, дело было не в недостатке химии, а в отсутствии моей способности чувствовать.

— Бейли! — закричала Дана, подняв руку, чтобы перекричать переполненный зал для боулинга.

Я проследил за её взглядом и увидел Илая и Бейли, стоящих перед стойкой для раздачи обуви.

Твою налево, моя способность чувствовать, очевидно, была в полном в порядке.

Бейли была одета в джинсы, толстый шерстяной свитер и новые очки с черепаховой оправой, которые она вроде бы ненавидела, но я считал их чертовски милыми. Благодаря светло-бежевому верху её тёмные волосы казались блестящими больше обычного, а глаза более яркого зелёного цвета. Илай немного наклонился, чтобы её услышать, и я знал, что он мог почувствовать запах лосьона с фрезией, который она всегда использовала.

Я засунул руку в карман и достал упаковку «TUM». Ты можешь просто, блять, ввести их прямо в мои вены, Вселенная?

— Идём, — сказала Дана, и я не осознавал, что просто стоял там, уставившись.

Я последовал за ней сквозь толпу, и когда мы дошли до стойки с обувью, Илай широко улыбнулся мне и сказал: — Ты когда-нибудь ломал кости?

— Что? — я украдкой взглянул на Бейли, которая наблюдала за мной с крошечной морщинкой между бровей.

— Я как раз говорил Бей, что от этих твоих таблеток кости должны быть как железо, верно? Со всем этим кальцием? — сказал он, и Дана слегка хихикнула в знак поддержки. — Сколько я тебя знаю, ты всегда жуёшь их.

— С прискорбием сообщаю, что я ломал два пальца, запястье и локоть, — сказала я, моё лицо покраснело. — Так что твоя теория дерьмо.

Мы все рассмеялись, переобулись и пошли к нашей дорожке. Я старался не думать о том, как меня задели слова Илая, потому что мне не нужны были лишние проблемы с желудком. В то утро я был на приёме у доктора Битца, и хотя я чувствовал себя ребёнком, когда она повторяла: «С тобой всё в порядке, Чарли. Это просто реакция твоего организма на стресс», я обнаружил, что прокручиваю это в своей голове.

Я пытался сблизиться с Даной, но она вообще не отвечала взаимностью. Казалось, она была гораздо больше заинтересована в том, чтобы общаться с Бейли и Илаем, чем в том, чтобы узнать меня, что меня вполне устраивало.

При этом Бейли явно пыталась произвести на Илая впечатление, и я это ненавидел.

Я ненавидел то, что она так старалась. Потому что, что это могло значить?

Но больше всего я ненавидел то, что это делало меня таким чертовски ревнивым.

Глава 39