Миша зашипел, но вытерпел, пока рану промывали ромом. Не утерпел, спросил:

— А что с Горном?

— Плохо, очень плохо. Пуля в голову. Не спасти. Часа два протянет, и все. Жаль, хороший человек был.

— Жаль, — повторил Миша.

— А, главное, без него мы Псков точно не возьмем. Никто из его помощников не имеет такого опыта. Густав, конечно, его бумаги собрать велел, по ним вести осаду постарается, но все войско в унынии. Если вчера в бой рвались, то сегодня все духом упали. Крепость огромная, никогда таких не штурмовали. Запасов много, воды полно, голодной осадой не возьмешь. Да и крепко обложить не выйдет, войск маловато. Король вызвал все резервы, и то мало будет. Сегодня, как вас обстреляли, видимо, решили, что короля убили, обрадовались защитники, вылазку сделали, три шанцевых редута порушили, чуть осадные пушки не захватили, пока наши очухались. Все, перевязываю, и отдыхать. Повязку не трогать, сам перевязывать буду! Если что, присылай слугу. Появится, подойду, а то он по-немецки ничего не смыслит. Но тебе он верен — вон, переживает, ждет. Я его позову, ты его за рубахой пошли. Дублет пока надеть не сможешь.

— Конечно, он из нашего клана! Только рос в Англии. Его мать, вдова, снова замуж за англичанина вышла. — Объяснил Миша более чистый английский слуги.

Михаил с помощью охающего Микки натянул рубашку, опираясь на него подошел к лежащему на стоящих тут же носилках Эверту. Голова замотана тряпкой. Дышит, но сознание, видно, уже далеко. Постоял, посмотрел, в глубине души порадовался, что без его участия все обошлось. В общем-то, сам виноват. Неужели думал, что псковичи будут покорными овцами смотреть, как они с королем прямо под стенами прохаживаются⁈ Били прицельно. Хорошо, что орудие с картечью не притащили. Миша вспомнил картечь и поежился. От свинцового дождя никто бы не спасся!

Микки проводил хозяина в шатер, стоящий на Снежной горе, в бывшей ставке Горна. Туда перенесли уже все имущество. Госпиталь располагался под горой. Оказалось, Густав-Адольф взял командование осадой на себя и переехал в ставку Горна, что бы быть рядом. Михаилу выпоили лечебный отвар, и он заснул.

Проснулся от голосов. Король!

— Вот, Якоб, юноша, что меня от пуль закрыл. Обеспечь всем необходимым, пусть поправляется. О, Джордж, очнулся! Как самочувствие?

— Спасибо, ваше Величество, пока хорошо.

— Густав, Джордж, Густав. Отныне тебе даровано право называть короля по имени! И звание полковника шведской армии. И титул графа. И во владение тебе даю Кексгольм и его окрестности, бывшую русскую крепость! Все за спасение жизни короля! Вот, представляю тебе Якоба Делагарди, моего военноначальника. Он остается вместо меня, пока я еду хоронить бедного Эверта. Он это заслужил. К сожалению, больше сделать ничего для него не могу. Поправляйся! Что нужно, обращайся к нему!

С этими словами король покинул шатер.

Глава 37

Поправлялся Михаил быстро. На второй день пришел лекарь, перевязал рану, спросил, когда он умудрился получить арбалетный болт в плечо, и кто его вытаскивал. Соврал, что когда отбивал свой скот от угнавших его разбойников, а вытаскивала местная ведьма-травница. Пришлось плечо разрезать, что бы руку сильно не повредить. Похвалил умелую травницу. После обеда заглянул Якоб Делагарди. Спросил про самочувствие. Рассказал о себе. Оказался из французской семьи гугенотов, сбежавших в Швецию после отмены Нантского Эдикта. Отец был маршалом при Генрихе IV, поступил на службу к шведам. Он тоже. Разговор продолжили на франкском. При близком знакомстве тоже оказался приятным человеком. Сказал, что после Тихвина не верит, что Псков они возьмут, так что постарается уехать к своему корпусу, стоящему в Ладоге. После его ухода Михаил задумался. Раньше ему казалось, что самое сложное будет не показывать свою ненависть к врагам, притворяться своим, оказалось — не поддаться обаянию врагов, при близком знакомстве оказавшимися вполне приличными людьми. Вон, как Якоб, или погибший Эверт. Пришлось напоминать себе, что, пока он беседует с Якобом, его орудия обстреливают Псков и гибнут русские люди. Якоб приходил еще несколько раз, жаловался, что все одно и то же. Что в Тихвине, что в Пскове — только успеешь разрушить часть стены, как за ночь ее восстанавливают мешками с песком, деревом, а то и камнем. Но он сумел прочесть часть оставшихся после Горна бумаг, и понял, где намечена основная атака. Показал свои планы Михаилу. Тот не мог не удивиться гению Горна.

Да, он сумел нащупать слабое место в почти идеальной защите города. Четыре башни. Варлаамова, в углу стены Окольного города, на берегу Великой, стена, соединяющая ее с Высокой Башней, стоящей у устья Псковы, Устье было перекрыто Нижними деревянными решетками, уходящими в воду до дна речки. С другой стороны они поддерживались Плоской Башней, от которой шла стена к Кутекроме — угловой башне Крома, соединяясь с ней Эта стена как бы соединяла защитные сооружения Крома со стенами Окольного города. Горн планировал взять Варлаамову башню, укрепиться в ней, и на части стены, обращенной к Великой, разрушить Высокую башню, и те самые решетки, закрывающие устье Псковы. Тем самым открыть вход в город. Тем более, что послать подкрепление защитникам башням Псковичи сразу не смогут, уж очень в узком месте они расположены. План Делагарди планировал представить королю по его возвращении. Оставалось придумать, как предупредить защитников крепости.

Молодость брала свое. Спустя 10 дней спина зажила, Михаил стал посещать укрепления шведов, как бы интересуясь ходом осады. Встречали его с почтением, как следовало относиться к спасителю короля. Препятствий для хождения по любым местам шведского лагеря у него не было. И в одной из этих прогулок его осенило. Он увидел тренирующихся арбалетчиков. Подошел, попросил показать, как стрелять из этого оружия, заявив, что познакомился с ним только получив арбалетный болт в плечо, а вообще в Шотландии предпочитают лук и стрелы. Ему показали и пригласили его принять завтра участие в «охоте на псковичей». Согласился. Незаметно забрал три болта, унес в палатку. На двух написал три слова, четыре не поместились — Варлаамова, Высокая, Плоская. Кутекрома не поместилась. На последнем ничего писать не стал, написал на бумаге, плотно обкрутил древко запиской и обмотал ее аккуратно, виток к витку, тонкой бечевой. На следующий день направился к арбалетчикам. Они старались подстрелить как можно больше защитников стены. Михаил долго выбирал цель. Жертвовать воином, даже ради донесения такой важной вести