Шрифт:
Закладка:
Осадные орудия доставили, пополнение прибыло. Шведская армия медленно подползала к Пскову. Король решил не утруждаться и поплыл на барках вверх по Нарове. Против течения барки тянули лошадиные упряжки, потом пошли на веслах по Чудскому, Теплому и Псковскому озерам, и на веслах же вошли в Великую. На веслах же подошли к Снетогорскому монастырю у излучины реки и заняли его. Монастырь был пуст. Монахи ушли защищать город. Отсюда до крайней башни крепостной стены Пскова быдл около двух с половиной верст. Король решил сделать здесь свою ставку. Горн расположился ближе к крепости, разбив лагерь на Снежной горе, примерно в версте от стен города. Постепенно подходящие войска становились лагерями и начинали строить укрепления. Взять город решительным штурмом сходу, как предлагал Горн не решились — слишком медленно подходили основные части армии. Только к середине липеца (июля) укрепленные лагеря заняли все части. За это время несколько раз выезжали на регонсценировку. Горн увлеченно что-то считал, отдавал команды изменить расположение орудий. Но пока приказ о начале боевых действий не отдавал. Михаил смотрел на стены города, которые были раза в три выше, чем деревянные в Лебедяни, и дивился, как шведы решились даже на попытку штурма такой мощной крепости. За стенами города виднелись еще более высокие и мощные стены Крома — Псковского Кремля, или Давмонтова города, по имени основателя, и не менее грозные стена более позднего Среднего города. За время приготовления к осаде и штурму отпраздновали 30й день рождения Эверта Горна. Довольно скромно, по просьбе именинника, который попросил не устраивать пышных празднеств сейчас, а отпраздновать уже в занятом армией Пскове.
Михаил ломал голову, как устранить Горна, не убивая, и не бросая тень на себя. И, пока думал, перебирая разные варианты — от найма лихих людей, которые напали бы на ездившего от лагеря к лагерю, почти без эскорта фельдмаршала, и постарались бы его похитить, до взятия его под полный ментальный контроль. Что делать потом — увезти подальше от Пскова и спрятать, или заставить Горна поднять бунт против короля, что бы тот его отстранил сам, так и не придумал. А вскоре ничего и не потребовалось.
В один из последних дней месяца липец (июль), в ставку короля прискакал Горн, радостно сообщил о том, что план атаки на Псков готов и пригласил Густава прогуляться вдоль стен крепости. Он хотел наглядно изложить план осады. Собрались. Поехали. Эверт увлеченно рассказывал королю о предполагаемых действиях по взятию города, сверяясь со своими бумагами. Михаил рассматривал стены. План был толковым. Даже такому не опытному во взятии крепостей человеку, как Михаил (оборона Лебедяни не в счет, там была атака неорганизованной орды казаков, а не планомерный штурм регулярным войском). Так что зря он тянул, пытаясь и устранить, и спасти лично ему нравящегося человека. Хотел усидеть на двух стульях и дотянул до начала осады! Дело прежде всего. Горн опасен, значит должен исчезнуть! В тоске обозревая стены и слушая в пол-уха изложение плана осады, Михаил интуитивно почувствовал опасность исходящую со стен. Мелькнула мысль — король ему нужен, наладить контакт с преемником будет сложнее, да и время будет потеряно, а оно дорого, как никогда! А заключить прочный мир можно только с действующим монархом. Подпись любого вельможи можно просто игнорировать! И, когда над зубцами стены появились дула фузей, Михаил с криком:
— Опасность, Ваше Величество! — Совершенно неподчительно повалил Густава II Адольфа на землю, а сверху навалился сам, прикрывая его.
Залп прозвучал в то же мгновение. Пули просвистели выше, но спину слева что-то обожгло. По лопатке потекло что-то горячее.
— «Опять слева» — успел подумать Михаил, теряя сознание.
Очнулся от резкой боли в спине, не удержался от вскрика. Услышал спокойный, старческий голос:
— Тише, молодой человек, не надо меня так обзывать! И где, интересно шотландский дворянин научился так виртуозно ругаться не только по-польски, но и по-русски?
Михаила прошиб холодный пот. Неужели, пребывая без памяти, позволил себе родной язык. Попробовал выкрутиться:
— Так я всю зиму прожил в замке литвина Сапеги. Тот через слово ругался не только по-польски, но и по-русски. А уж когда объяснил значение слов! Постарался выучить. Такая возможность обругать самого Якова, своего короля, можно прямо в лицо, и никто ничего не поймет!
— Что же вы своего короля так не любите?
— А за что его любить? Шотландию забросил, крупные кланы творят, что хотят, лично меня от отца не защитил, когда я веру на его же, лютеранскую, сменил. — И, что бы увести разговор от опасной темы спросил: — Что со мной? Сильно ранило?
— Пустяк, если не нагноится, через пять дней прыгать будете! Пуля в кость лопатки ударила, пока вы короля прикрывали. Да и была на излете, падала практически уже, кость не пробила. Пулю я достал, сейчас еще потерпите, и мою матушку никуда не посылайте, больно будет. Пожжет немного. Но зато заразу убьем.
— Прижигать будете? — взвился Михаил, помня слова Аглаи.
— Обижаете, молодой человек, я хоть и не смог быть учеником самого Парацельса, но у его ученика обучался. Ромом крепким промою. Терпите. А как пан Сапега выражается, хорошо знаю. Семь лет у него врачом был. Да сбежал к шведам, от его самодурства. Надоело спины иссеченные его холопам залечивать. Густав, хоть платит меньше, да почету больше. А за вас вообще озолотить обещал,