Шрифт:
Закладка:
– Я подняла архивы. Айрис Габриэлла Льюис Коллингвуд. Портрет писался к ее восемнадцатилетию, – бодро произнесла Гвен, словно читала лекцию экскурсионной группе. – Картина была повреждена в 1822 году и убрана с глаз долой. Я отдаю ее на реставрацию.
– А может, не надо… – осторожно произнес Райден, но Гвен его перебила:
– Я хочу ее увидеть! – В голосе валькирии Коллингвуд было столько упрямства, что Райден не рискнул спорить.
Он неторопливо огляделся. Взгляд его равнодушно скользил по одинаковым картонным коробкам, металлическим стеллажам, пока не зацепился за еще один портрет, небрежно прислоненный к стене.
– О, я его помню! – Райден встрепенулся и подошел поближе, радуясь возможности сменить тему. – Эту самодовольную ухмылку ни с чем не спутать. Портрет так эффектно висел на втором этаже у лестницы. Как он тут оказался?
– Я приказала снять, – коротко отозвалась Гвен.
– И чем тебе не угодил именно этот славный предок?
Райден внимательнее осмотрел картину: щегольской коричневый фрак, вычурный жилет, яркий галстук, белые волосы до плеч небрежно стянуты лентой. Кроме откровенного самодовольства, мужчина ничем не отличался от других Коллингвудов, чьи портреты неизменно встречали каждого гостя Килимскот-манор.
– Это Томас Элиот, – сообщила Гвен таким тоном, словно Дэвис должен был знать, что это значит.
Райден соображал быстро.
– Напомни, как звали того Коллингвуда, из-за которого Барлоу уже двести лет как недоволен жизнью?
– Томас Элиот, – повторила Гвен, подходя поближе. По выражению ее лица сложно было понять, о чем она думает.
– Ты права, Юлиану этот портрет лучше не показывать.
* * *
– Ты?! – Девчонка уставилась на него со странной смесью изумления и презрения.
– Я. А ты кого ожидала увидеть? – Он непринужденно устроился напротив и жестом подозвал официанта. Заказ не занял много времени. Он наблюдал за мальчишкой день за днем, подражая его действиям. Жить в этом мире становилось все проще. Мидгард засасывал его, как топкое болото. Хорошо, что Сопряжение уже совсем скоро. Он может и не заметить, как начнет всерьез следовать глупым правилам и еще более нелепым традициям людей.
Джил сверлила его злым взглядом.
– Тебя что-то не устраивает? – все же поинтересовался он, оглядываясь с неторопливым любопытством. Прежде он не рисковал брать управление над телом в незнакомом месте. Кажется, это называлось «бар».
– Ты пытался убить меня! – прошипела девчонка, очевидно, борясь с желанием кинуться на него с кулаками. – И еще спрашиваешь?!
– Но ты все еще жива, – напомнил он. – Несмотря на то, что сделала.
– Еще скажи, я должна быть благодарна, – язвительно предположила Джил, всем своим видом демонстрируя презрение к подобной мысли.
– Было бы неплохо, – невозмутимо согласился он. – Любой другой на твоем месте уже был бы мертв.
– Ах ты… – Она все же вскочила на ноги, долго сдерживаемое возмущение вырвалось на свободу безудержным потоком слов. – Ты вломился в мой мир, убил мою подругу, угрожаешь моей семье… и имеешь наглость сидеть тут с таким видом, словно…
– Крошка, этот парень досаждает тебе? Только скажи, и мои приятели избавят тебя от него… – К ним вразвалочку подошел какой-то человек, явно считающий себя опасным противником.
Возможно, в мире смертных так оно и было. Его приятели, оккупировавшие барную стойку, многозначительно скалились ему вслед.
Джил мгновенно опомнилась. Она изумленно взглянула на неожиданных защитников. Ему было безумно любопытно, что она станет делать в подобной ситуации.
К чести Джил, сориентировалась она мгновенно.
– Ой, спасибо, конечно. Это мой приятель. Он бывает редкостным придурком. – Она размашисто приземлилась к нему на колени и обняла за шею. – Ссора влюбленных, только и всего.
Пришлось подкрепить ее лучезарную улыбку выразительным взглядом. Что-то в его облике подсказало смертному, что с ним лучше не связываться.
– Если передумаешь… – Человек неохотно удалился к своим дружкам.
Он обнял тонкую талию, мешая Джил отстраниться.
– Зачем ты солгала Кругу?
Девчонка несколько минут молчала, словно обдумывая ответ.
– Если они догадаются, что дело вовсе не в Илае, кто-нибудь снова умрет.
– Надеешься, что Идрис защитит вас в День Сопряжения?
Она вздрогнула, только подтверждая его правоту. От близости девичьего тела кровь быстрее бежала по венам. Приятное чувство.
Это эмоции мальчишки или его собственные?
Единственное, в чем он был уверен, – они точно не принадлежат его сестре. Он чувствовал ее настроение, ее страсти и привязанности, словно свои собственные.
С каждым днем, приближающим их к Сопряжению, он ощущал ее присутствие в своем разуме все сильнее. И уже успел забыть, каково это.
– Почему? – спросила девчонка. – Зачем ты делаешь все это?
Ответ вырвался раньше, чем он понял, что именно сказал:
– Я просто не могу иначе.
* * *
– Нет, это слишком опасно!
Юлиан ходил по уютной кухне Вейсмонтов, заложив руки за спину.
– Надо попробовать, – настаивала Аттина. – Я уверена, мне достаточно будет уснуть на берегу озера – и он придет. Помоги мне.
– Настоящий Гатри-Эванс мне голову открутит. Да и настоящий Райден Дэвис будет не в восторге. Напоминаю, я не смог спасти Марину. Амиру это удалось не в пример лучше.
– Но я не могу взять его с собой, ты же понимаешь. – Аттина улыбнулась. – Идрис не даст меня в обиду, а если заявится альв – его магия все равно на тебя не подействует. Чем мы рискуем? Я могу ошибаться в своих выводах, и если мы допустим ошибку… кто знает, чем это может закончиться.
– Ладно, – Юлиан замер посреди кухни, – но когда выстроится очередь из желающих меня придушить, скажешь им, что это была твоя идея.
– Разумеется.
– И еще одно условие, – добавил он.
– Какое? – настороженно уточнила Аттина.
– Отдай мне его.
Младшая Вейсмонт виновато втянула голову в плечи, уже понимая, о чем речь.
– Отдай то, что забрала из башни. Медальон.
* * *
Они собрались в малой гостиной, все трое. Амиру нравилась эта комната. Во-первых, она практически не изменилась с тех пор, как ему было пять, а во-вторых, всегда казалась уютной. Занавески с цветочным узором, яркий ковер, круги от теплого света ламп – куда приятнее соседней парадной гостиной, обставленной во французском стиле: сплошной атлас и позолота.
Амир всегда думал, что им не о чем поговорить с сестрой, но стоило начать, и он уже просто не мог остановиться.
Отчим сидел во главе стола, внимательно прислушиваясь к их беседе. Потеряв любовь всей своей жизни, Валентин не замкнулся в себе, не отстранился. Всего лишь человек, он был готов и дальше защищать свою семью.
Амир неожиданно понял, что никогда даже не пытался поставить себя на его
