Над головой Арена нависал низкий каменный потолок крошечной камеры. Все, что было внутри — так это убогий лежак да дыра в дальнем углу, из которой остро разило нечистотами.

И все-таки он не сдавался, веря, что эта чудовищная ошибка в скором времени разрешится, и царь сменит гнев на милость. Арен твердо верил, что выйдет отсюда. Но проходили дни, а он все так же сидел за решеткой, с отвращением глотая скудную тюремную пищу.

Порой, когда тюремщики тушили коридорные факелы и мрак в камере становился совершенно непроглядным, Арен закрывал глаза и снова видел усмехающееся лицо Лиассина. В такие моменты он начинал отчетливо понимать, что такое ненависть.

За дверью послышались шаркающие шаги — настало время смены караула. Гном горько вздохнул и свесил ноги с лежанки: еще одна безрадостная ночь, которая сменится таким же безрадостным днем.

От печальных раздумий его отвлек звук открывающегося замка. Арен насторожился.

Странно — сейчас не время ужина, да и скудную пищу ему подавали через маленькое окошечко, и за то время, что он томился в темнице, двери его камеры ни разу не открывались…

Неужели Лиассин таки добился своего, и теперь узника ожидает казнь — тихая и быстрая, без суда и следствия?

Замок громко щелкнул, и дверь со скрипом отворилась. Темноту камеры нарушил свет фонаря, в тот момент показавшийся разжалованному военачальнику ярче полуденного солнца.

В камеру вошел гном в темном плаще. Разглядеть лицо незваного гостя не представлялось возможным из-за накинутого на голову широкого капюшона.

«Так значит, все-таки убить решили…»

Только что прибывший сделал еще шаг по направлению к Арену и резким движением откинул с лица капюшон. Перед разжалованным военачальником стоял его старый верный друг.

— Брест? — неподдельно изумился Арен и шагнул ему навстречу. — Ты что здесь делаешь, старина?

— А ты хорошенько подумай, может, и поймешь, — проворчал Брест и смачно сплюнул на каменный пол темницы. — Иди за мной. Время не ждет.

Они вышли из камеры и оказались в темном коридоре. Брест свернул влево, и недавний узник последовал за ним.

Шли молча, часто останавливаясь и настороженно прислушиваясь. Когда же они поднялись на следующий ярус, Арен решил задать мучающий его вопрос:

— Зачем ты рискуешь, спасая меня? — он нахмурился, заглянув другу в глаза. — Ведь прекрасно знаешь, что если Эосин узнает, то безнаказанным тебе не остаться. Тебя обвинят в предательстве, Брест, и объявят изгоем. Стоит ли оно того?

— Зачем спасаю, рискуя всем? — гном остановился и, задумчиво смотря в одну точку, ровно произнес: — Может, потому что однажды ты спас мне жизнь? Может, потому что считаю тебя своим другом? А может, потому что ты обвинен несправедливо и это, видит Тьма, меня раздражает! И вообще что за глупые вопросы? Разве ты не поступил бы так же?

Арен промолчал, и они снова продолжили путь.

Как бы поступил на месте друга он сам, Арен не знал. Наверное если бы был уверен в его полной невиновности, а доказать это никак не смог, то да — поступил бы так же. Но он не знал, как бы поступил, если бы друга обвинили справедливо…

Друзья поднялись еще на несколько ярусов. По пути им изредка встречались гномы, спешащие по каким-то своим делам. Беглецы не боялись быть опознанными: свет факела слепил встречным глаза, и до друзей частенько доносилось недовольное ворчание.

Вскоре стены туннеля стали скользкими и неровными, и Арен понял, что они уже далеко от центральной части подземной цитадели. Брест выводил его из Лориэля потайным ходом, о котором знали немногие.

На поверхности их встретили сразу две луны. Кое-где лучи ночных светил пересекались и рождали новые оттенки. Арен вдохнул полной грудью. Видит Данрен — он не хотел покидать Лориэль, но иного выхода не было. Здесь его ждала лишь неволя да бесславная смерть.

— Уходи, Арен, — Брест протянул другу свой меч. — Надеюсь, он тебе не пригодится. Да пребудет с тобой удача и Бог Равновесия!

— Прощай и ты, мой друг, — так же высокопарно ответил бывший узник. — Я никогда не забуду, что ты сделал для меня в эту ночь.

И не говоря больше ни слова, Арен пошел дальше по пологому каменистому склону. Когда же он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на родную твердыню, Бреста уже не было.

Арену лишь оставалось надеяться, что никто не узнает, кто помог сбежать заключенному. Он еще долго шел в темноте, отмахав добрых шесть миль, лишь чудом не наткнувшись на вражеские патрули, когда до него донесся злобный вой рассков.

Вой слышался близко. Слишком близко.

Гном вытащил меч, приготовившись к бою.

Расски показались одновременно. Стая взяла его в кольцо. Арен насчитал не менее десяти особей — шансов отбиться почти не было.

Вожак нервно водил хвостом, увенчанным внушительной булавой, с длинных и тонких, словно иглы, клыков стекала тягучая слюна.

Гном смотрел в его глаза и видел в них один лишь азарт. Стая не была голодной, в бой их вела только жажда чужой крови.

Внезапно зверь растянулся в длинном прыжке, острые клыки лязгнули возле шеи гнома, и Арен едва успел увернуться. Меч описал полукруг и режущим движением прошелся по морде вожака. Из раскрытой раны потекла черная, будто уголь, кровь. Сквозь разрез проглядывали зубы. Раздался рык, зверь оскалился и снова пошел в атаку, только вот на этот раз не столь бесшабашно. Он хищно крался вокруг противника, выискивая слабые места и прорехи в обороне. Остальные расски не предпринимали попыток напасть — первая добыча всегда принадлежала вожаку, а в данном случае, она была единственной.