– Он развращает тебя.

– Стой где стоишь! – рявкнула я. Мне захотелось броситься на него и разорвать ему горло. Я чувствовала, как у меня прорастают когти…

Нет. Это Огмиос. Не я. Я поборола это желание.

– Просто… еще немного, – выдавила я. – Почти готово.

Поколебавшись, Роан резко кивнул, в его глазах сверкала ярость. Он переступил порог и захлопнул за собой дверь.

Я следовала за нитью в паутине воспоминаний и чувствовала, что ответ – сразу за следующим изгибом, за более древним воспоминанием, которое пульсировало эмоциями.

Я притянула нить ближе, и она поглотила меня…

* * *

У дворца, всего в пятидесяти ярдах от нашего прекрасного фруктового сада, Отец смотрел на меня сверху вниз, сидя верхом на коне.

– Ты справишься. Ты уже достаточно взрослый, чтобы самому оседлать коня.

На глаза навернулись слезы отчаяния. Конь Отца был огромный и злой. Как-то я погладил его, а он меня укусил. У меня до сих пор остался шрам.

Голубые отцовские глаза смотрели безжалостно. Если я не смогу поехать сам, он оставит меня с матерью.

Собравшись с духом, я повернулся назад к вороному коню, сжал зубы, подбежал и прыгнул на него, уцепившись за гриву. Потом подтянулся, перекинул ногу ему через спину и вдруг оказался на коне, глядя на мир сверху. Я и раньше много раз ездил на этом коне, но сейчас как будто стал выше ростом.

Отцовское лицо расплылось в гордой улыбке:

– Молодец, Огмиос.

Его слова согрели меня, и я опустил глаза, чтобы скрыть румянец.

– Нам пора, – сказал он. – Разведчики доложили, что в нашу сторону направляется большая группа. Возможно, ничего страшного, но всегда следует быть начеку на случай вторжения Благих.

Я кивнул. Лидер должен быть настороже.

– Араузио, – промурлыкал мягкий голос моей матери позади нас. – Мой господин.

Мы оба оглянулись. Она стояла у сверкающих стен дворца между двух стражников, вся в белом. Ее тело, как всегда, мерцало оранжевым сиянием, глаза сверкали бледно-лиловым.

– Мне пора! – крикнул ей Отец. – Вернемся через пару дней. Самое большее – через три.

Она скрестила руки на груди и надулась:

– Уедешь и не поцелуешь меня на прощание?

– Одними поцелуями с тобой не обойтись, – ответил Отец, и в его голосе послышалось наслаждение.

Мать повернулась и вошла в ворота дворца, Отец смотрел ей вслед. Через секунду он сказал:

– Подожди здесь, Огмиос. Я на минутку.

По опыту я знал, что это ложь, но беспомощно наблюдал, как он слез с коня и вслед за матерью вошел в ворота.

Я подождал минуту, еще одну. В животе у меня урчало, и я вздохнул. В дороге времени на еду не будет. Я взглянул на яблоневый сад. Яблоки были в самом соку, переливаясь на солнце красными боками. У меня потекли слюнки, когда я представил, как впиваюсь в их сладкую сочную мякоть… Но Отец велел ждать.

Конечно, он сказал, что это займет всего минуту, но это явно не так. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, чем они с матерью занимаются. Я только спрыгну, съем одно-два яблока и возьму еще пару в дорогу…

Прыжок с коня пугал, но я справился – и поспешил в сад, сладкие ароматы так и манили. Вокруг жужжали пчелы, когда я подошел к ближайшему дереву в поисках идеального яблока. И тут как раз заметил такое – чуть дальше в глубине сада, на яблоне пониже. Пригнувшись под большой веткой, я зашагал в тени деревьев к идеальному фрукту. Он был готов сам упасть в руки. Я легко сорвал его, понюхал, прикрыв глаза от сладкого аромата, и откусил большой кусок. Возможно, сказывался голод или моя недавняя минута славы на коне, но это было самое сладкое яблоко, которое я когда-нибудь ел.

Внезапный окрик стражника застал меня врасплох. Я грезил наяву, грыз яблоко, представляя, как еду верхом на отцовском коне. Я даже не заметил, как пролетело время. Я развернулся и поспешил к краю сада, где оставил коня.

Там было несколько десятков всадников. Они сверкали красотой, их волосы были светлыми, тела украшены листьями. Они потоком хлынули во дворец через арочные ворота с пиками в руках. Благие… Я редко видел их раньше, и уж точно не на наших землях. В оцепенении я просто смотрел из-за деревьев, стиснув в кулаке яблоко.

Время словно замедлило бег, пока из-за дворцовых стен я не услышал крик матери.

Я смотрел, как из нашего дома выбегает Благой, волоча мою мать, и швыряет ее обмякшее окровавленное тело на землю, как яблочный огрызок. Она упала, не сопротивляясь, вся в крови, с пустыми распахнутыми глазами.

Я не мог пошевелиться, сердце мое замерло. От дворца верхом на лошади скакал галопом другой Благой, пряча в ножны огромный меч. И тут его взгляд встретился с моим. Его губы дрогнули. Моя рука потянулась к кинжалу на поясе. Я брошусь на него, перережу ему горло и вытащу мать отсюда. А отец выбежит из дома и поможет справиться с захватчиками. Мы заставим их заплатить.

Благой-воин внезапно сделал шаг в мою сторону.

С колотящимся сердцем я бросился в сад, поддавшись собственной трусости, и хохот Благого эхом отдавался у меня в ушах…

* * *

Я отстранилась от паутины воспоминаний, еще чувствуя, как ветви деревьев в саду хлещут меня по лицу, пока я убегала от хохочущего Благого, охваченная ненавистью к себе и страхом.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь отделить себя от эмоций и мыслей Короля Неблагих. Я хотела узнать больше, но, возможно, Роан прав. Огмиос постепенно развращал меня. Это был древний и могущественный фейри, и с каждым воспоминанием, в которое я погружалась, паутина его мыслей все больше опутывала мой разум. Я уже чувствовала, как его воспоминания набирают силу.

Но это двусторонняя связь.

Если я чувствую, как его мысли сливаются с моими, то, возможно, и он чувствует меня.

Я осторожно исследовала свой разум, просматривая паутину мыслей Огмиоса. Мне больше не нужны его воспоминания. Мне нужно увидеть его сейчас.

…Я наблюдаю за полем битвы с вершины холма. Благие постепенно сдают позиции, и я улыбаюсь. Нам удалось прорвать их оборону в трех местах вдоль границ. Их армия не сможет долго рассредоточиваться на таком участке. Неделя, может, две, и мы начнем наступление. Возможно, через два месяца я снова окажусь на земле своих предков…

Я стиснула кулаки, защищая свой разум и напоминая себе, кто я такая: Кассандра, а не Огмиос. Потом выбрала из собственных воспоминаний один четкий образ. И