могу передать, какие эмоции испытываю. Невозможно дать название этим чувствам. Теперь я лучше понимаю, как выглядит война. Но наш враг не был противником. Это был… огонь. Огонь, ветер и сухая, очень сухая земля.

Все произошло очень быстро. У нас было всего несколько часов, чтобы убраться с пути огня. Мы бросили все. У многих людей не осталось ничего, кроме надетых на них вещей. Мы оказались в чужом месте и утешали себя тем, что, по крайней мере, у нас есть семья, наши домашние животные, мы есть друг у друга. Некоторые соседи оставили среди огня любимых животных, а кто-то вообще не смог выбраться.

Мы использовали мобильные телефоны, социальные сети и электронную почту, чтобы найти друг друга, узнать, как дела, поделиться своими историями. Мы бежали пешком, бросали машины и спасались бегством. Некоторые прятались в заброшенных зданиях, ложились, укрывались пожарными одеялами и обливались водой на случай, если огонь охватит нас раньше, чем мы успеем выбраться.

Истории о том, как люди помогали незнакомцам, вытаскивали соседей из домов, подбирали тех, кто шел пешком, чтобы вместе добраться до безопасного места, ужасны, однако одновременно они вселяют надежду и показывают человеческую доброту. Это именно то, что мы пережили. Кошмар наяву. Зона военных действий. Нет слов, чтобы это передать. Никакие мысли и логика не могут справиться с этими рассказами, фотографиями… реальностью. И вот… эмоциональное, физическое, ментальное, духовное головокружение.

Я жду, пока мой разум, мой дух переориентируются, чтобы, как обычно, восстановить равновесие и выздороветь.

Пять недель спустя

Два шага вперед, один шаг назад. Один шаг вперед, четыре шага назад. Сумасшедший, жестокий танец, капризное, неукротимое горе. Я знаю, что должна пережить следующие дни, следующие недели, месяцы. Но – не хочу.

Я чувствую себя так, словно нахожусь в эпицентре последствий массового расстрела. Друзья, незнакомцы, почти все вокруг меня… исчезли. Это был лесной пожар, а не война, но все равно повсюду царит горе и опустошение.

И все же я есть. Я «выжила». Мой дом… выстоял. Он выглядит так, как выглядел всегда, этот дом, который я любила и в который вложила всю свою душу. Однако за последние пять недель я не раз пожалела, что он не был разрушен вместе с остальными. Сегодня, в день, когда в город наконец снова пускают жителей, чтобы они могли войти и посмотреть, что осталось, я иду с ними.

Моя соседка впервые видит свой «дом». Это груда пепла и обломков, гипсокартона и золы, бетона и мусора, размокших от многодневных дождей и превратившихся в тонкую, похожую на глину субстанцию, которая размазывается, рушится, когда мы проходим по ней, в поисках… чего? Может быть, сувенира, кружки, кольца. Чего-то, что пережило катаклизм, разорвавший ткань нашей жизни на эти… обломки. Мы обнимаемся. Соседка начинает плакать, и я тоже плачу, ощущая ее потерю, зная, насколько она разрушительна для нее. Но я не переживаю это горе в полной мере. Мой дом, стоящий через дорогу, как ни странно, абсолютно цел.

Это называется «вина выжившего». Я понимаю это. Но иногда, прямо сейчас, это зависть, невероятная зависть. Люди получили страховые чеки, денежные компенсации за разрушенные жизни, за уничтоженные дома. Многие уже выплатили ипотечные кредиты и переехали или планируют это сделать в ближайшее время.

Они потеряли все и еще долго будут оплакивать эти потери. Но на новом месте они смогут двигаться вперед – в новом обществе, в новой жизни. Они будут окружены нормальной жизнью, пока будут преодолевать свое горе. Нормальность сама по себе сюрреалистична. Люди просто живут своей жизнью, потому что… могут. Я тоже испытала это на себе, когда потеряла близкого человека. В некоторые дни забываешь, что потеря вообще произошла, пока… не вспомнишь. Но вы можете, и вы должны каждый день делать шаг к выздоровлению. Рубите дрова, носите воду, говорит старый мастер дзен, пока не сможете сделать больше.

Но я потеряла все вокруг. Какое-то время я буду жить с разлагающимся телом того, что умерло: мой район, мои любимые места, мой распорядок дня. Мой город. Не так уж и много, не правда ли? В конце концов, у меня есть мой дом, мои «вещи». Я могу спрятаться в доме и, когда коммунальные службы восстановят подачу воды и электричества, сделать вид, что ничего не изменилось. Только вот нет, изменилось все. И я не раздумывая обменяла бы свои уцелевшие вещи на свой город. Я хочу отдать все, что у меня есть, тому, кто всего лишился.

Но я знаю, что даже этого будет недостаточно.

Поэтому я ищу, что можно сделать. Я хочу восстановить то, что осталось, чтобы мир вокруг нас развивался. Соседи и друзья, которые все еще живут по своему почтовому адресу, люди, которых я знаю или еще нет, все те, кто останется, станут новыми основателями нового города. Нет, он никогда не будет прежним. Но стройку нужно начинать. Это потребует времени, труда и терпения. Очень. Много. Терпения.

Так что надо начинать. Мать-природа уже приступила к выполнению своей задачи: зеленые побеги пробиваются из пепла. Это должны сделать и мы – восстать из пепла, создать новый рай. Птица феникс будет нашим примером, нашим вдохновением.

И мы восстанем из пепла.

Джинни Браун

Целебный сад

Ура садоводству: руки в грязи, голова на солнце, сердце в единении с природой. Ухаживать за садом – значит занимать не только тело, но и душу.

Альфред Остин

Мой муж Рэнди умер поздней осенью, и откровенно говоря, дальнейшая судьба его сада не слишком занимала нас. Первые несколько месяцев мы с дочерьми плакали, получали документы о смерти, планировали поминки, встречались с семьей. Мы тихо отпраздновали День благодарения и поддались легкой панике из-за того, что в суматохе не успеваем купить подарки на Рождество. Мы горевали вместе с друзьями и старательно перебирали стопки бумаг.

Со сменой года в календаре мое горе не исчезло – наоборот, дождливые дни и длинные ночи только усугубили его. В конце февраля я чувствовала себя совершенно изможденной, мои душевные и физические силы были исчерпаны.

И тут зацвели нарциссы.

Много лет назад Рэнди посадил десятки этих лимонно-желтых цветов в стратегически важных местах нашего двора. Для него они были маяками надежды, обещанием того, что на смену холоду и мраку скоро придут свет и тепло. Теперь, глядя на эти нарциссы, я подумала, что Рэнди обустроил наш сад будто живое произведение искусства, подбирая растения таким образом, чтобы каждый месяц в