— Ты че это, а? — От гнева она задыхалась и не находила слов.

— Диктофон добывал, — развел руками я. — Почти добыл. В войне и на революции любые средства и союзники хороши, разве нет?

Наташка ничего не сказала, зашагала впереди группы. И обидеться надо бы, и приключение пропустить не хочется. Я догнал ее и прошептал:

— Папаня Ликушу избил, и они на ножах, вы теперь квиты. Так что хватит ее гонять.

— А это уж я решу, — вскинула Наташка голову. В ее голосе чувствовалось торжество, и я понял: она больше не злится.

Про то, что у нас должен появиться маленький родственник, я промолчал. Ведь, возможно, что после всего Анна сделает аборт.

Мы сбавили шаг, с нами поравнялись остальные. Илья шагнул ко мне и сказал:

— Я позвоню отцу, может, у него есть диктофон на работе. Должен быть. Они ж разных крутых лекторов записывают.

Как же не хватает смартфонов из будущего, когда можно не только записать, но и снять видео, они маленькие и легкие, и не составило бы труда закрепить его под партой! В то время как современные диктофоны — настоящие кирпичи, будет сложно расположить его незаметно, да и качество записи оставит желать лучшего: Джусиха-то будет далеко, а чтобы получить нормальную запись, нужно говорить прямо в микрофон.

Мы разделились и отправились по домам обедать, только Каюк, активно участвующий в протестном движении, остался на детской площадке, ожидая, когда Илья вынесет ключ от базы — ехать ему было аж в Васильевку, и он возвращался туда ночевать и когда бабушке требовалась помощь по хозяйству.

Я опасался, что из-за Лялиной Натка сочтет меня предателем, но нет, она и правда больше не злилась на нее, и по пути мы обсуждали завтрашний пикет.

Борис вернулся раньше и уже ждал меня, выбежал из детской.

— Готовься, — сказал я, направляясь на кухню, где мама приготовила великолепный обед: уха из карпа, которого я притащил вчера, плюс пюре и кусочек жареной рыбы — просто царский пир по нынешним временам!

Наташка пошла переодеваться.

— К чему? — спросил Борис, следуя за мной.

— Революцию делать будем! Джусиху свергать, — ответила Натка из спальни.

— Ого, — только и изрек Борис, ожидая подробности.

Уха была уже разогрета, я налил себе и сестре первое, пюре решив оставить на ужин.

— Где мама? — поинтересовалась Натка, усаживаясь напротив меня.

— После работы ушла на день рождения подруги, — пояснил брат. — Паш, так как готовиться?

Бери краски, фломастеры, ватман, альбомы, будем делать транспаранты с лозунгами. До завтра надо успеть.

— До завтра? — Борис аж поперхнулся и закашлялся.

— План такой. Третьим уроком у нас литература. На большой перемене собираемся с другими старшеклассниками и все обсуждаем. Потом, если будет диктофон, мы идем на лит-ру, провоцируем Джусиху, чтобы она начала нас оскорблять, записываем это и предъявляем журналистам.

— И они будут? — обрадовался Борис.

— Надеюсь, — вздохнул я. — Если диктофона не будет, сваливаем с урока к Гороно всем классом и устраиваем пикет, после уроков к нам присоединяются остальные старшеклассники, всего нас должно быть человек тридцать. Надеюсь, то, что мне наобещали — не пустой треп, и стремительность событий никого не отпугнет.

— А мне можно? — взмолился Борис, сложив на груди руки лодочкой.

— Хоть весь класс приводи, но — после уроков.

— Кого смогу — приведу! — расплылся в улыбке он и рванул собирать необходимое для производства транспарантов.

— Надеюсь, нас не загребут менты, — проговорила Наташка, доедая уху. — Могут ведь!

— Если журналисты будут и мы предоставим запись, как нам Джусиха угрожает, то, считай, мы победители. Если придут другие школьники — тоже… Если Джусихе не донесет какой стукач и она не подготовится уже завтра…

Ох, сколько «если»!

Теперь переодеваться пошел я, а Наташка помыла мою тарелку, и мы принялись рассовывать художественные принадлежности по пакетам. Пять минут — и готово! Мопед, грустивший в прихожей, я не взял, и мы рванули на базу втроем.

Прибыли без пятнадцати три. Народ только начал собираться. Рам, как обычно, придет позже. Не было Лихолетовой и Подберезной, и Памфилов с Кабановым крутились у входа, ждали Инну. Меня встретил Илья и проговорил, кивая на выход:

— Отец хочет серьезно поговорить.

Ой, не понравился мне его тон! Меня точно обухом ударили. Неужели в этот раз Леонид Эдуардович, который всегда понимал нас и поддерживал, категорически против?

— О чем? — спросил я как можно более беззаботно. — Он разве не на работе?

— После работы. Он в полседьмого придет. О чем будет разговор, не сказал.

Я скрипнул зубами. Даже если он против и запрет Илью дома, что, конечно, вряд ли, меня это не остановит. Ничто меня не остановит, ведь столько людей мне поверили.

Я распорядился:

— Так, давайте быстренько, где-то за час, сделаем алгебру и химию, и придумаем, что будем говорить и писать. И как действовать. На все про все у нас час.

Ровно в три прибежали Инна и Рая. Памфилов и Илья подались им навстречу, посветлев лицами и расправив плечи. «Посмотри на меня! Я самый-разсамый альфач!» «Нет, я!» Илья бросил взгляд на объект вожделения и уткнулся в учебник, протяжно вздохнув.

Мы с ним разлеглись на матах. Каково же было его удивление, когда девчонки вместо того, чтобы занять удобное место за столом, побежали к нам. Теперь Илья воссиял, правда, он свои чувства не демонстрировал. Инна плюхнулась между мною и им и прошептала, повернувшись ко мне передом, а к Илюхе задом:

— Паш, смотри, что у меня! — Она расстегнула сумку и достала однокассетный маленький магнитофон. — Тут и диктофон есть! И запись нормальная, я проверяла. Смотри!

Она включила кассету, и из динамиков донесся ее чуть искаженный голос:

— Прием, прием! Штирлиц, как слышно?

Детский басок ответил:

— Слышно нормально. Порядок. Но я не Штирлиц, я — Гагарин. — Донесся взрыв хохота.

— Это братишка, — объяснила Инна, выключая магнитофон. — Ему десять лет.

О, как она на меня смотрела! Как дышала! Казалось, вот-вот облизнет приоткрытые губы… Обильное гормонами тело заволновалось, и я, чтобы отвлечься, взял магнитофон.

Только собрался спросить, как же мы его замаскируем, как Илья брякнул, видимо, чтобы переключить внимание Инны на себя:

— Давайте сперва уроки