Шрифт:
Закладка:
Средняя дневная температура, колебавшаяся в конце мая от −3 до −6°, поднялась в начале июня до нуля и держалась на этом уровне. В течение последующих нескольких летних недель температура повысилась лишь немногими градусами больше[178]. 3 июня впервые шел небольшой дождик. Все больше портилась погода, принимая свой обычный пасмурный характер. Небо и льды застилал густой туман. Он расходился на час-другой, как бы для того только, чтобы вслед за этим сомкнуться еще плотнее. Ясных дней почти не бывало.
Когда мы подошли к лодкам, обитатели их поднялись и стали нас внимательно оглядывать, не принесли ли мы им чего-нибудь с корабля. Это поведение было чрезвычайно забавно – они напоминали птенцов, выглядывающих из гнезда и ожидающих пищи. Лучшим подарком считался табак. Доктор Кепес, получивший от меня полный табаку рукав рубашки, возомнил себя Крезом.
Итак, мы продолжали наше ожидание. Мы намеревались скользнуть в первую же образовавшуюся трещину, чтобы по ней пробраться на юг. Обследовательская комиссия, высылаемая нами постоянно в сторону полыньи, каждый раз возвращалась с известием, что полынья по-прежнему со всех сторон замкнута. Мы сделали попытку опустить одну из лодок в вырубленный во льду водяной док, но при этом чуть не погубили ее, едва успев вытащить, полную воды, обратно. Таким образом нам ничего не оставалось другого, как повторить переход вдоль берега полыньи до «бухты в Авлиде». 11 июня мы прибыли сюда и снова стали ждать образования во льду щели и расширения ее до размеров канала.
Здесь мы провели много дней, мучительных своим однообразием. Весь день просиживали люди на корточках в тесной лодке и томились от невероятной скуки. Утро проходило в ожидании вечера, время мы измеряли промежутками между завтраком, обедом и ужином. Оно тянулось бесконечно.
Белые чайки наведывались к нам. Иногда ночью раздавался хриплый крик чайки-бургомистра. Тогда нам казалось, что это голос из какого-то далекого мира, с демонической злобой вещающий нам неизбежность нашей гибели. Тогда нам казалось, что все наши усилия ни к чему не приведут, что нам не выбраться из ледяных тисков.
Некоторое разнообразие в нашу безгранично монотонную жизнь внесло случившееся 14 июня посещение медведя. Этот визит пришелся как нельзя более кстати уже потому, что свежая медвежатина несколько оживила наш однообразный стол, состоявший главным образом из супа. Не все могли сразу привыкнуть к подававшемуся изо дня в день всегда одинаковому супу, но к данному времени даже наиболее стойкие враги этой похлебки оказались вынужденными сдаться, так как продолжать жить только одной водой и табаком было невозможно.
Убитый зверь был очень худ, но довольно большого размера. Радость по поводу удачи была всеобщая. Надо сказать, что наши собаки успели тоже значительно похудеть. Пекель кормился как попало, а остальные два получали только 3/5 фунта сухарей в сутки. Находясь на голодном пайке, Юбинал потерял всю свою степенность, голод заставил его гоняться вместе с маленьким Пекелем и глуповатым Торосом за птицами на льду. Все три собаки радовались теперь вместе с нами. Они бросились на спины и стали кататься по снегу. Затем они присутствовали при разделке медведя и немало при этом поживились. Через час лай их стал заметно громче и бодрее.
Настала середина июня. Чистая вода так и не показывалась, преобладали южные ветры. Вот уже несколько недель бродили мы в окрестностях судна, уже была уничтожена почти треть захваченных съестных припасов; нам предстояло пройти 250 немецких миль, а между тем мы успели продвинуться только на одну с четвертью! Если бы дело так же шло и дальше, то мы добрались бы до дома только через двадцать лет. Правда, время года было еще раннее, а потому лед лежал настолько плотно, что пока нечего было надеяться на то, что он образует достаточно широкие каналы и разводья, по которым мы могли бы пробраться на шлюпках. Наши перспективы были, таким образом, очень невеселые, и все же временами нам казалось, что скоро настанет конец всем напастям.
Так случилось и 17 июня. К югу от нас открылась во льду трещина. Спешно направились мы к ней. День был ясный, температура в тени показывала 0°, но нам казалось, что кругом – тропическая жара. Работы было много. Пришлось раскопать валы ледяных обломков, расчистить и выровнять путь к полынье. Следующей ночью мы стояли уже на берегу ее вместе с нартами, лодками и всем прочим грузом, готовые к посадке на воду. Направление полыньи было с востока на запад.
Утром 18 июня мы приступили к спуску лодок. Пока мы занимались этим, тут же рядом из воды вынырнул морж – первый встретившийся нам в этом районе. Шлюпки опустили на воду без особых приключений. В соответствии с вместительностью каждой лодки было погружено все продовольствие и прочее снаряжение. Нарты были привязаны за кормой и оставлены на плаву. Собак распределили по шлюпкам. Но только один Юбинал отнесся с доверием к такому перемещению, очевидно сообразив, что спать, должно быть, приятнее в лодке, у ног людей, чем в снегу. Торос, никогда не видавший свободной ото льда воды, боялся ее. Чтобы заполучить его и Пепеля в шлюпку, пришлось прибегнуть к хитрости.
Напившись чаю с остатками рома, мы оттолкнулись от ледяного берега и пустились в путь. Под парусом и на веслах пробирались мы на юг. Лучшим доказательством доброго настроения было то, что все до единой трубки, числом двадцать три штуки, сыпали искры вокруг себя и вовсю дымили.
Однако наше поступательное движение оказалось очень медленным – за час мы делали не более мили. Причина этой медленности лежала в сильной загрузке шлюпок, в большой осадке их и в тормозящем влиянии волочащихся позади нарт. Около трех миль прошли мы таким образом в южном направлении, пока не натолкнулись на большую плавучую льдину у южного конца полыньи. Чистой воды нигде не было видно, и потому мы вытащили шлюпки на лед, а сами отправились отдыхать.
Пошел снег. С запада подул ветер. Потом он стал отклоняться и
