class="p1">Следующие полтора часа Уэстона, подчинившегося своей участи, приводили в божеский вид: отмывали, подстригали и подрезали ему ногти. Да что там – он впал в такую покорность судьбе, что даже позволил Калпепперу его побрить! Если старый хрыч и решит перерезать ему горло – велика ли потеря? Процесс был далек от приятного: нервы у Уэста были на пределе, в желудке все сжималось и переворачивалось, но узловатые морщинистые руки старика на удивление умело и легко справились со своей задачей. Когда Калпеппер закончил, результаты его работы превзошли даже успехи Фебы, хотя Рейвенел определенно отдавал предпочтение ей – хотя бы из-за ее сорочки!

Вся его одежда, словно по волшебству, была уже выстирана, высушена и отутюжена. Начищенные ботинки сияли. Одевшись, Уэст сел за столик в смежной комнате, где ему уже сервировали кофе с густыми сливками, вареные яйца и тонкую, нежную говяжью вырезку, поджаренную на решетке, приправленную солью и резаной петрушкой. Поначалу сама мысль, чтобы что-то жевать и глотать, вызвала у него отвращение. Но он откусил раз, другой – и пищеварительные органы благодарно замычали в ответ, так что Уэст проглотил свой обед с почти неприличной поспешностью.

Ближе к концу обеда к нему присоединился Кингстон. Лакей поставил перед ним кофе, а чашку Уэста наполнил заново.

– Все еще не в форме, – заметил герцог, окинув Уэста критическим взглядом, – но с тем, что было, уже не сравнить.

– Сэр! – начал Уэст и тут же вынужден был остановиться: что-то сжало ему горло. Черт бы его побрал! Не готов он сейчас обсуждать с этим человеком личное. Он сейчас слишком слаб, хрупок, как только что выдутый пузырь стекла, любая мелочь может его разбить. – Сэр, думаю, я знаю, что вы хотите обсудить, но… пока не могу.

– Вот и отлично. В любом случае я намеревался по большей части говорить сам. Перейду сразу к делу: разрешаю тебе жениться на моей дочери и даю вам свое благословение. Несомненно, ты сейчас заметишь, что вовсе об этом не просил, и это побудит меня поинтересоваться почему. Тогда ты расскажешь пару историй о своем постыдном прошлом, предашься унылому самобичеванию и заключишь тем, что из тебя не выйдет ни порядочного мужа, ни отца. – И, глотнув кофе, герцог закончил: – Но на меня это не произведет ни малейшего впечатления.

– Вот как? – удивился Уэст.

– Я в своей жизни такое творил, что ты и представить себе не можешь. Нет, делиться своими тайнами, чтобы успокоить твою совесть, не стану, не жди, но могу тебя уверить: и самую запятнанную репутацию можно отчистить, и самые рьяные светские сплетники в конце концов устанут обсуждать старую историю и переключатся на что-нибудь новенькое.

– Не это меня сильнее всего беспокоит. – Уэст долго молчал, рассеянно водил большим пальцем взад-вперед по тупой стороне ножа, но наконец заставил себя продолжить: – Я всегда буду настороже. Всегда буду ждать, когда мои внутренние демоны сорвутся с цепи и затащат тех, кого я люблю, в один из кругов ада.

– Внутренние демоны есть почти у каждого, – негромко заметил Кингстон. – Видит бог, есть и у меня, и у моих друзей – благородных, морально безупречных.

– И как вы от них избавляетесь?

– От них не надо избавляться, ими надо управлять.

– А если я не смогу?

– Рейвенел, хватит ходить вокруг да около. Ты далек от совершенства – с этим мы оба согласны. Но я видел и слышал достаточно, чтобы убедиться: ты станешь для моей дочери таким спутником жизни, какого она хочет и какой ей нужен. С Генри они жили как какие-то чертовы греческие боги в храме на вершине Олимпа, дышали разреженным воздухом. А ты не станешь отгораживать ее от мира. Ты станешь именно таким отцом, который нужен мальчишкам. Подготовишь их к жизни в меняющемся мире, научишь уважать людей, живущих своим трудом, и им сочувствовать. – Его пристальный взгляд встретился со взглядом Уэста. – Понимаю тебя, сам бывал в твоей шкуре. Ты боишься, – но ведь ты не трус. Так хватит убегать. Взгляни в лицо своему страху. Иди к моей дочери, поговори с ней откровенно. И если вы вдвоем не сможете прийти к какому-то решению – что ж, тогда я поверю, что ты ее не заслуживаешь.

Тут послышался деликатный стук в дверь.

– Войдите, – разрешил герцог, а когда повернул голову, на висках у него блеснули серебряные пряди.

Лакей вошел и, кивнув в сторону окна, произнес:

– Ваша светлость!

Герцог подошел к окну и выглянул на улицу.

– Ага! Как раз вовремя. Проводи сюда! – приказал он лакею.

– Да, ваша светлость.

Уэст, погруженный в свои мысли, почти не обратил внимания на этот короткий диалог. Нравоучений он в жизни выслушал больше, чем достаточно, и иные из них оставили в душе незаживающие раны, но ни один человек ни разу не говорил с ним так, как сейчас: честно, прямо, открыто, немного «сверху вниз» (что странным образом подбадривало и придавало уверенности), по-отцовски. Даже предположение о его малодушии не так уж задело Уэста: он действительно боится, какой смысл отрицать? Боится… очень, очень многого.

Впрочем, теперь список стал немного короче: из него вычеркнуто бритье. Это что-то да значит, верно?

Тем временем Кингстон подошел к приоткрытой двери и что-то сказал кому-то там, в коридоре.

До Уэста донесся приглушенный женский голос. Слов было не разобрать, но не узнать его было невозможно. В груди у него заполыхало, словно кто-то зажег там сразу дюжину спичек. Он вскочил, едва не опрокинув стул, и шагнул к двери. Сердце колотилось часто, тяжело.

– …привезла детей. Они внизу с няней.

Кингстон негромко рассмеялся.

– Твоя матушка меня убьет, когда узнает, что, пока она была в Херонс-Пойнте, вы ко мне приезжали. – Заметив приближение Уэста, он отступил на шаг и распахнул дверь.

Феба!

Уэста затопила неистовая радость. Пораженный силой собственных чувств, он мог только стоять и смотреть на нее. И в этот миг знал: что бы ни случилось дальше, на что бы ему ни пришлось решиться – никогда больше он ее не покинет!

– Сегодня утром отец прислал за мной, – задыхаясь от волнения, сказала Феба. – Еле-еле успели на поезд.

Она вошла в комнату, и Уэст неловко попятился, давая ей дорогу.

– Ну, я свое дело сделал, – подытожил герцог. – Остальное за вами.

– Спасибо, отец, – с улыбкой сказала Феба. – Постараемся как-нибудь справиться без тебя.

Кингстон вышел, прикрыв за собой дверь.

Уэст стоял как громом пораженный. Феба повернулась к нему. Боже правый, какое счастье просто быть с ней рядом!

– Я долго думал… – начал он хрипло.

Ее губы изогнулись в улыбке.