– Моего отца, – продолжает она за меня. – Не переживай. Мы с Пайпер все друг другу рассказываем.

Я смотрю на нее из-под ресниц.

Она кивает:

– Да, все.

Я закатываю глаза, услышав этот намек. Но я рад, что у Пайпер есть такая подруга.

Гриффин – это моя Чарли. Мы поддерживали друг друга в весьма тяжелые времена.

– Если ты все про нее знаешь, то, может, ты сможешь мне объяснить, почему она бежит от меня? От всего этого. Неужели действительно потому, что я в тот вечер был там? Или это из-за моей дочери Хейли?

На лице у Чарли появляется теплая улыбка.

– Боже, Мейсон, Хейли просто прелестна. Когда она повзрослеет, тебе придется держать ее на коротком поводке.

– Ты ее видела?

– Ну конечно. Пайпер показывала мне фотографии, которые сделала в парке. – В глазах у нее появляется сострадание. – Пайпер не питает неприязни к детям, как может показаться. Ей просто сложно с ними общаться.

У меня сжимается сердце.

– Значит, что-то все же случилось после изнасилования.

Чарли пожимает плечами.

– Я не вправе тебе об этом рассказывать, – отвечает она. – Но я могу тебе сказать вот что: эта девушка – моя родственная душа. Мы с ней повидали много дерьма. Такого, какого никому не пожелаешь. Но оставаться здесь для нее неправильно. За несколько месяцев с тобой в Нью-Йорке она исцелилась больше, чем за четыре года здесь со мной.

Я открываю рот, потом снова закрываю. Секунд пять я смотрю на нее широко распахнутыми глазами.

– Правда? А у меня возникло ощущение, что я только вернул ее кошмары и разворошил все то дерьмо, которое она пыталась забыть.

– Разве ты не понимаешь, Мейсон? Именно это ей и было нужно. Прежде чем пойти дальше, ей нужно было столкнуться со своими демонами лицом к лицу. Я приняла то, что со мной произошло. Ну как бы приняла. Ну ладно, может, и нет, – закатывает глаза Чарли. – Я, может, и сплю с половиной Европы и всегда буду ненавидеть своих так называемых родителей, но прошлое не контролирует меня так, как оно контролирует Пайпер.

Я делаю глоток остывшего кофе и задумчиво смотрю на нее поверх стаканчика.

– Не важно, – вызывающе прозносит она. – Не надо меня психоанализировать.

Я поднимаю руки в знак капитуляции:

– Я бы ни за что не осмелился.

– Мудрое решение.

Чарли выхватывает у меня стаканчик, снимает крышку, нюхает напиток и допивает его. Я понимаю, что ее не особо заботит, где она достанет свой следующий обед. Мне больно думать, что Пайпер может быть такой же.

– Я навела справки, – произносит Чарли, ставя передо мной пустой стаканчик. – И решила, что ты мне нравишься, Мейсон. Так что я тебе помогу. В данном случае наша девочка не знает, что для нее будет лучше. Мне совершенно ясно, что она хочет тебя любить. Я просто не уверена, что она считает себя способной на это.

– Что я могу сделать? Где она?

Одни эти слова вселяют в меня надежду.

– Не торопись. Дай я сначала с ней поговорю. Ты ведь понимаешь, что она будет сопротивляться, да? Но ты хорошо на нее влияешь, и я боюсь, что она не найдет другого такого же парня. Ты из редкой породы, Мейсон Лоуренс, и я не позволю ей упустить эту возможность из-за меня.

– Что ты хочешь этим сказать?

Чарли тяжело вздыхает.

– Я уеду. Если меня не будет, у Пайпер не останется причин здесь оставаться.

– Нет, Чарли. – Я качаю головой. – Я не могу тебе позволить так поступить. Это не выход. Может, ты могла бы вернуться в Нью-Йорк?

Чарли яростно качает головой:

– Я никогда туда не вернусь! Мне там не место. Но Пайпер там будет хорошо, вместе с тобой. Теперь ты несешь за нее ответственность. Не облажайся, не то я тебя выслежу и убью голыми руками. И не посмотрю на то, что ты такой огромный.

Чарли встает, и я поднимаюсь вместе с ней.

– Дай мне один час, – произносит она, достает из кармана карточку-ключ и кладет ее передо мной на стол.

Я протягиваю ей руку, но вместо этого она заключает меня в крепкие объятия. Я издаю стон, когда она сильно сжимает мои болезненно-чувствительные ребра.

– Что, футбол тебя доконал, здоровяк? – смеется она.

– Нет, не футбол.

Чарли вопросительно смотрит на меня, потом приподнимает край моей рубашки и обнажает маленькую область покрасневшей кожи на ребрах справа, прямо под бросающей рукой. Она наклоняет голову набок и внимательно ее рассматривает.

– Я даже не буду делать вид, что знаю, что это означает, но очень надеюсь, что это как-то связано с нашей девочкой.

Я улыбаюсь и снова заправляю рубашку в брюки.

– Тебе стоит ее промыть, – советует Чарли. – Кажется, волокна ткани прилипли к ранке. Ты, наверное, слишком рано снял повязку? Ее надо держать от четырех до шести часов. Просто промой рану теплой водой с мылом, потом помажь мазью и дай высохнуть.

– Ты ужасно хорошо в этом разбираешься. – Я вопросительно приподнимаю бровь.

– Я бы тебе показала, но тогда мне пришлось бы тебя убить, – шутит она.

– Послушай, Чарли, если я когда-нибудь смогу что-нибудь для тебя сделать…

– Просто позаботься о ней, Мейсон.

Чарли улыбается мне лучезарной улыбкой и уходит прочь.

– Можешь на это рассчитывать! – кричу я ей вслед.

Я смотрю на карточку-ключ, потом на часы. Это будет самый долгий долбаный час в моей жизни.

Глава 27. Пайпер

Я смотрю на взмокшую девушку в зеркале, которая с изнурительной скоростью бежит по беговой дорожке в бесплодной попытке сбежать от своего прошлого. Сбежать от него.

По иронии, это совершенно точно описывает нашу ситуацию. Я бегу по беговой дорожке – а это устройство, которое по самой своей природе не дает тебе двигаться вперед.

Но так будет лучше. Он – восходящая звезда. Я – ходячая катастрофа. Ему надо растить дочь. Ему не нужна девушка, которой и самой еще нужны родители.

Ему надо растить дочь. Слова скачут у меня в голове, пока я борюсь с воспоминаниями о том злосчастном дне, которые вот-вот наводнят мои мысли. Я не позволяю себе о нем думать. Никогда. Кроме одного дня в году. И сегодня не этот день.

Я увеличиваю скорость, чтобы не думать ни о чем, кроме своего дыхания.

Потом замечаю в зеркале, что Чарли подходит ко мне сзади. От меня не ускользает