переулок, остановилась, одним боком чуть не упершись в стену дома, Файрош дернулся, но убежать не успел — дверца распахнулась, и Доран Хайдрейк объявил:

— Ты арестован.

— Но за что, ваше сиятельство? Разве у вас есть что-либо против меня?

— Сейчас и будет, за что, — кивнул герцог, в то время как Файрош схватил Киоре, приставив к ее виску револьвер. — Это уже нападение на герцогиню.

— Ну, вот и славно… А теперь прочь, дайте нам уйти!

Его руки похолодели, и это Киоре ощутила через одежду. Дуло револьвера, упиравшееся ей в висок, саднило — так сильно вжимал в нее оружие Файрош.

Доран посторонился. Спускаясь на подножку, Киоре намеренно споткнулась, рукой отталкивая оружие от головы вверх. Упав, она чуть не сломала себе спину — сверху ее придавил Файрош, и одновременно с этим раздалось два выстрела, слившихся в один.

— Ты арестован за убийство герцогини Хайдрейк, княжны! — прогремел голос Дорана.

Киоре осталась лежать частично на подножке кареты, частично — на земле, и не могла видеть, как незадолго до этих слов кучер, о котором позабыли, размахнувшись, ударил вставшего Файроша кулаком по голове, и тот, обмякнув, свалился на дорогу.

Киоре подняли — Доран переместил ее в карету и на ее лицо набросил испачканный томатным соком платок.

— Не двигайся, — шепнул он ей.

«Привязанности губят, Файрош. Тебе стоило забыть об этих часах», — подумала Киоре. Хотелось бы ей увидеть лицо друга-предателя! Но она была обречена лежать в карете, спиной к двери, едва-едва дышать, чтобы никто любопытный не увидел, что она жива.

— Ваше сиятельство! Мы позвали лекаря для герцогини!

— Поздно, — ответил Доран глухо. — Пуля попала в висок…

— Святые угодники! Ваше сиятельство, соболезнуем! — вырвалось у кого-то.

— Преступника в одиночную камеру, подготовьте бумаги для суда. Я лично выступлю свидетелем.

— Будет сделано, ваше сиятельство… Соболезнуем… — ответил другой голос, надломленный годами.

— Я уеду этим экипажем… с женой.

Возражать Дорану никто не стал, и вскоре экипаж мерно закачался.

— Не двигайся и молчи, — приказал ей Доран шепотом.

Когда экипаж приехал, Киоре перенесли куда-то и положили на… холодный пол? Тяжело на скрипящих петлях повернулась и закрылась дверь, и хлопок гулко отразился в стенах помещения. Киоре поморщилась.

— Можешь встать, — голос Дорана множился, и, сдернув с лица платок, Киоре села и огляделась. — Это склеп моего рода. Княжеского. С герцогами мы породнились уже во времена империи.

Синие кристаллы эстера на стенах с паутиной освещали просторное помещение, напоминавшее подвал, затхлое, пыльное — его давно не открывали. Позади Киоре во всю стену тянулся шкаф из камня с нишами, в которых стояли урны, украшенные драгоценными камнями, и на каждой — латунная табличка с буквами. Напротив — какой-то прямоугольный выступ с железной дверцей на засове, в которую человек мог пролезть только лежа.

— И зачем мы здесь? — ее вопрос отразился эхом.

Зябко. Киоре повела плечами и поднялась.

— Заканчиваем спектакль, который начала ты, — пояснил Доран.

— Слушай, да, вышло несколько наигранно, но очень эффектно! Вся столица будет обсуждать трагическую смерть молодой герцогини! Файроша вы не могли поймать несколько лет, Ниира мертва — одна выгода тебе!

— Герцогиня еще не мертва. У входа лежит сумка, переоденься в вещи из нее, а свою одежду отдай мне.

Киоре подчинилась, пока Доран что-то делал у железной дверцы, и, когда она переоделась, запах гнили достиг ее. И чем ближе она подходила к Дорану, тем сильнее он становился.

— Что тут?

— Князей после смерти сжигают. Этот обычай сохранился с древних времен. Вещи.

Забрав у Киоре платья и украшения, Доран швырнул их за железную дверцу, и Киоре краем глаза увидела там чью-то босую ногу трупного цвета.

— Откуда тело? Когда ты успел?.. — рассеянно спросила она, пока Доран разводил огонь.

Когда пламя внутри занялось, он захлопнул дверцу.

— Ниира станет официально мертвой, когда тело сгорит, и прах этой бродяги займет место среди моих предков… Отвратительно, — Доран поморщился. — Добыть тело с моей службой легко, привезти его было сложнее, но, как видишь, я смог.

— А мне что делать? Сюда ты принес тело герцогини, а из склепа выйдет нищенка?! — Киоре дернула себя за ворот рваного платья, дополненного таким же дырявым плащом.

— Здесь есть тайный проход к руслу реки, выйдешь немного севернее Тоноля.

Гудение тяги в трубе печи нарастало, а Доран не отрывал глаз от заслонки.

— Надеюсь, предки простят меня за то, что я делаю… — и он отвернулся, встав лицом к ней. — Итак, Киоре, этой ночью был убит первосвященник. Отравлен каким-то ужасным ядом, который иссушил его. Что скажешь?

— Возле него нашли вьюн?

— Нет.

— Тогда почему ты спрашиваешь меня? — она приподняла брови.

— Потому что я не верю в твое искреннее религиозное рвение в образе Нииры. Чудеса не обязывали тебя к этому.

— Ты слышал когда-нибудь о шрамах на шее первосвященника? — Киоре отвернулась, крутя между пальцами кончик шнуровки от платья.

— Да. Никто не знает, откуда они.

— Это сделала я, — растерянное лицо герцога оказалось таким забавным, что Киоре засмеялась. — Задумайся, как и зачем нищий монах из Эстерфара смог стать первосвященником в Лотгаре!

— Вот как. Ты не остановишься, пока не отомстишь всем?

— Ради чего мне отступать?

Он не ответил.

Киоре сжала ладони в кулаки.

— Здесь я сам всё закончу. Казнь Файроша будет через день, скорее всего, на площади перед дворцом.

— Доран, за Файрошем числится много грехов, которых хватит на пару казней точно, так что не чувствуй себя виноватым.

— Какая вина? Я тренируюсь вновь изображать убитого горем вдовца.

Киоре кисло улыбнулась, оценив мрачную иронию.

— После казни найди меня, обговорим всё оставшееся. Я не уверен, но, возможно, придется кое-что изменить в нашем плане.

— Хорошо. Кстати, первосвященник нанял Соренора, чтобы его химеры напугали людей в городе. Я подслушала их разговор. Я оставила в твоем кабинете несколько писем, прочитаешь, когда будешь дома.

— Вот как. Такое чувство, что ты работаешь лучше всех моих людей вместе взятых.

— Зато ты можешь быть совершенно уверен, что твои люди не занимаются разбоем и шантажом.

Доран открыл Киоре потайной ход — подземный тоннель.

— Там темно! Мне что, на ощупь идти?..

— Дорога одна, в конце — люк, он не закрыт.

И дверь закрылась, оставив Киоре в темноте. Вести рукой по влажной земле было неприятно, к тому же она несколько раз ударилась о деревяшки в ней — ощупав конструкцию, убедилась, что это распорки, державшие туннель, они встречались каждые тридцать шагов, и тянулись и тянулись. Сколько она их прошла? Как будто больше сотни… Темнота путала мысли. Ударившись об очередную опору, Киоре зашипела, отдернула руку и, резко