Презрение Райра уже граничило с яростью. Конечно, город разлагался: гниение было бы лучшим словом. Он слышал о меняющих имена, которые с помощью гипноза или наркотиков отнимают у человека имя и всю его жизнь, а затем переименовывают его. Эта практика вызывала у Райра отвращение: как можно настолько не любить себя, чтобы отказаться от своего имени, несмотря на все свои поступки? Это была крайняя слабость. Но это вряд ли объясняло то, что произошло сегодня вечером.

— Менялы продают имена собственного изобретения. У этого человека было моё имя. Он украл мое имя! — воскликнул Райр.

— Именно это и делает Лит, — печально признал трактирщик. — Он продаёт имена героев.

Райр дорожил своим именем больше всего; это было всё, чем он являлся, всем, что он сделал. Теперь кто-то продавал его, исподтишка ослабляя его. Возможно, именно поэтому он чувствовал себя уставшим. Однажды он может проснуться опустошённым, опустошённым от деяний, неспособным вспомнить, кто он такой.

— Где этот Лит? — спросил Райр заплетающимся языком. — Завтра его имя будет свободно, если кто-нибудь захочет его получить.

— Он работает на площадях.

Когда Райр направился к двери, трактирщик поднял свою единственную руку, чтобы задержать его.

— Ты не найдешь его после наступления темноты. И помни, что переулки ночью опасны для мечников.

Трактирщик казался искренне встревоженным; возможно, его рассказ был честным предупреждением.

— Кто их убил? — спросил Райр, останавливаясь. — Воры?

— Наши воры мстительны. Но они не сумасшедшие.

В глазах трактирщика проявился ужас. Райру стало интересно, какие увечья получили воины. Затем выражение лица трактирщика изменилось; на нём, казалось, промелькнула надежда.

— А те подвиги, о которых говорил тот парень, действительно были твоими?

Райр выпрямился, его пальцы легли на рукоять меча.

— Я Райр, — просто ответил он.

— У меня есть свободная комната. Для меня будет честью, если ты останешься на ночь.

Внезапно трактирщик стал казаться менее покорившимся судьбе.

— Завтра я покажу тебе Лита, — сказал он.

* * *

Чем ближе Райр приближался к Литу, тем меньше он понимал этого человека. Был полдень; вершины трёхэтажных муравейников пылали, словно расплавленный камень. Из-за ветра в узких переулках беспрестанно кружилась пыль. Земля под ногами, которой редко касались солнечные лучи, была неприятно тёплой; полуденный зной отягощал её тепло. Внутри муравейников штукатурка на стенах потрескалась, как пересохшая грязь. Это была самая бедная часть города; что ценного нашёл здесь Лит?

Но именно сюда трактирщик Тейз направил Райра. Часть пути Тейз прошёл вместе с ним. Когда трактирщик запнулся, пыхтя, Райр предложил, что дальше он пойдёт один: в бою Тейз будет медлителен, и в любом случае ему не хватало руки с мечом. Благодарность Тейза позволила проявиться его подавленному страху. Он указал в сторону переулков, по которым теперь шагал Райр.

Люди останавливались, чтобы посмотреть на гриву хищника, которая спускалась к плечам с его бритой головы, на его медную кожу, на его жилистое тело, шесть с половиной футов высотой. Жители района выглядели бледными и тощими; у многих имелись язвы на коже, некоторые были калеками. Возможно, им нужен был Лит, но что они могли дать ему взамен?

Они молча смотрели на меч Райра и тусклые пластины его доспехов. Даже дети притихли, их глаза были широко раскрыты, но почти пусты. Райр чувствовал ненависть людей к себе, тупую и бесформенную, как жара. Но, по крайней мере, их молчание позволило ему услышать то, что он искал.

Впереди и слева гул голосов: толпа. Райр повернул за несколько углов, всё более и более осторожно, прежде чем увидел площадь, первую, которая попалась ему в этом убогом лабиринте. Площадь была полна людей и резкого солнечного света, всё слилось почти в одноцветную массу: выцветшие под бледным солнцем одежды, белая пыль, прилипшая к лицам, и плоские неприметные здания.

Во всяком случае, человек, что мог быть самим Литом, выглядел ещё менее впечатляющим. Он стоял в дальнем конце площади, по бокам от него располагались два высоких, но довольно истощённых мечника. Толпа притихла, глядя на Лита. Его лицо было маленьким, мягким, потрёпанным — лицо бесчестного раболепного клерка, тревожно смиренного, но хитрого; в одежде цвета пыли. Он имел раздувшийся живот на тощем теле. Когда он шагнул вперёд, его ноги странно дрогнули, словно ослабли суставы; он двигался скорее как подводное существо, чем как человек. Райр сплюнул.

— Пойдём, — сказал Лит тонким, почти жалобным голосом, и поманил к себе мужчину из толпы.

Между Райром и площадью пересекались два переулка. Он должен был подкрасться как можно ближе к Литу, оставаясь незамеченным, и атаковать сзади. По дороге он прислушивался к голосу, чтобы убедиться, что это действительно Лит; его отвращение к обычному колдуну, меняющему имена, не стоило того, чтобы убивать всех подряд. Но он видел широко раскрытые гипнотические глаза этого человека, полные искусственной веры и скрытого презрения к своей жертве. Он был опасен. Райр петлял по переулкам, сквозь пыль и резкие, горячие тени. Ропот близлежащего моря насмехался над его жаждой.

Вскоре он добрался до дальних переулков и, крадучись, направился к своей жертве. Если бы кто-то из толпы зевак оглянулся, то заметил бы Райра, но все были поглощены церемонией. Позади меняющего имена, спрятавшись в углу, стояли двое мужчин в капюшонах и следили за Литом, но и они не оборачивались. Какие люди могут носить капюшоны при солнечном свете? Только воры. Райр нырнул в общий дверной проем муравейника позади них и прислушался.

Сквозняк донёс до него их шёпот.

— Он умный человек, этот Лит, — сказал первый. — Он сколотил состояние, а теперь делает вид, что заботится о бедных, не думая о наживе. Но он перехитрил самого себя.

— Только богатый человек может позволить себе быть таким милосердным, — согласился второй. — И только богатый человек скрывает ото всех дом, в котором живёт. Но на этот раз он приведёт нас туда.

Райр покачал головой: Лит не будет вести за собой, и жить ему осталось недолго.

Меняющий обхватил лицо своей жертвы бледными руками перед возбуждённой толпой. Глаза жертвы были пусты, как лёд. Лит поднял мужчину во весь рост, как бы растягивая его истощённое тело до героического роста.

— Ты Лагарро, герой Амуана, — сказал он. Тоненький голос Лита разнёсся над площадью и людьми, затаившими дыхание: смиренный, благоговейный, боготворящий свою жертву.

Пока Райр наблюдал за пустыми глазами мужчины на худом прыщавом лице, за обвисшим от абсолютного доверия ртом, его охватила ярость. Он прятался, как те воры, позволяя украсть чьё-то имя. Взревев от ярости, он выхватил меч и бросился вниз по переулку.

Лит испуганно обернулся. Страх, казалось,