Хозяин трактира оказался приземистым, ширококостным мужчиной, который, должно быть, был силён в бою; где-то он потерял правую руку. Его глаза были подчёркнуты страданием, растрёпанные волосы выглядели тонкими, как трава на продуваемой ветрами дюне, и седыми. По меркам Лайпа он был гостеприимен; он даже подавал Райру эль в чистой кружке, в то время как другие трактирщики едва ли потрудились скрыть свою враждебность под неохотной меркантильной терпимостью. Но его слова звучали неприветливо. Он указал, что город теряет торговлю с соседним портом Амуан, и что молодые люди Лайпа, недовольные, уезжают; хозяин спросил Райра, куда тот направляется, и не хочет ли он снять комнату.

— Предупреждаю тебя, будь осторожен, пока ты здесь, — посоветовал он, поднося Райру полную кружку. — Мечникам, похоже, не везёт в Лайпе. Этим летом нашли двоих в переулках, мёртвых и изувеченных. Мечники, заметь, не слабаки. Говорят, что ночью здесь опасно быть мечником.

Когда трактирщик посмотрел на Райра, что-то опечалило его; возможно, он увидел в посетителе самого себя.

Райр уставился на стол. Разговоры этого человека утомляли и угнетали его, как и всё вокруг. Он не стал спрашивать, кто мог убить мечников; скорее всего, это была ложь. На столе темнели пятна старого эля, словно призраки островов. Ему захотелось снова отправиться в путешествие.

Возможно, он уедет сегодня вечером и откажется от отдыха, хотя его руки и ноги болели из-за того, что ему пришлось спать на палубе корабля. Поблизости располагались конюшни, и Райр мог бы уговорить торговца снизить цену на коня; как и весь город, этот человек предпочёл бы поскорей избавиться от чужеземца. Завтра он может оказаться в Амуане. Райр больше не мог выносить эти сгорбленные старческие фигуры, бормочущие над своим элем, одинокие шаги трактирщика, создающие глухое эхо под стропилами, и свою собственную удручающую летаргию в этой ночной духоте.

Словно в ответ на его размышления, дверь трактира с грохотом распахнулась.

Это вторжение лишь разозлило Райра, но не избавило его от апатии. Решив не обращать внимания на незваного гостя, он уставился на расплывчатые облака пены, клубящиеся в его эле. Но выжидательная тишина в комнате и настороженная неподвижность хозяина заставили Райра, наконец, поднять глаза.

В дверях стоял неопрятный молодой человек. Его грязные волосы дико торчали над перекошенным лицом. Он сделал шаг и топнул ногой по полу. На мече в его руке блестела свежая кровь.

Райр уставился на остатки своего эля. Хотя этот человек своим видом только позорил воинов, он явно рвался в бой. Его драчливость утомила Райра, который не собирался отвечать. Его собственный меч был спрятан за столом от незваного гостя, а значит, и вызова на бой он не делал.

Он всё ещё смотрел, позволяя своим эмоциям плыть легко, подобно облакам в эле, когда вошедший выкрикнул: "Я — Райр!"

Губы и челюсти Райра мгновенно сжались. Неужели он оскорбил Сферы Хаккту, неужели они накинули на него сеть судьбы? Он никогда не чувствовал себя настолько неготовым к вызову на бой за своё имя. В юности, как и большинство мужчин, он бродил в поисках других людей, которым судьба и родители дали имя Райр, чтобы бросить им вызов и сразиться за это имя. Но теперь он и его имя стали единым целым, защищённым общими подвигами; Райру больше не нужно было сражаться. Но, несмотря на внутреннее возмущение, он продолжал всматриваться в кружку.

Однако молодой человек не унимался.

— Я — Райр, герой, чьим другом был Глоуд, — крикнул он. — Я — Райр, убивший паразита Хоака, который зарезал пирата Гагью в Море Кричащих Островов…

Он сказал ещё что-то, но Райр уже с рычанием вскочил; его скамья с грохотом опрокинулась. Имя молодого человека являлось не уловкой судьбы; он украл имя Райра и его деяния! Дух Райра начал ослабевать, как будто слова этого самозванца истощали его.

— Райр — это я! — взревел он.

Когда он выхватил меч из ножен, молодой человек с криком бросился на него через всю комнату. Всё в нем нервировало Райра: не столько его бессловесный вызов на бой, сколько тощая фигура и хромота, которая при каждом шаге отклоняла его тело в сторону. Был ли он сумасшедшим, а не мечником? У Райра не было времени на рассуждения, потому что окровавленный меч рассекал воздух, направляясь к его лицу.

Райр ловко отступил в сторону. Самозванец промчался мимо, не причинив вреда. Райр мог бы сбить его с ног, но бессмысленность схватки начала пугать его. Он успел заметить выпученные глаза самозванца, их фанатичный блеск. Почему жители Лайпа не могли сдержать своего безумца, заткнуть ему рот кляпом, чтобы тот не воровал имена, вместо того, чтобы сидеть, сгорбившись за своими столами, таращась и бормоча? Райру хотелось убить их всех.

Его замешательство чуть не обрекло его на гибель. Сумасшедший успел остановиться и развернулся на здоровой ноге. Острие его меча со свистом и злобой устремилось к животу Райра. Райр отступил назад. Потеряв равновесие, самозванец упал на стол, но его край ударил Райра по бёдрам.

Первым пришёл в себя молодой человек. Он оттолкнулся от стола, который снова ударил Райра, и бросился вперёд, целясь остриём меча и всем своим весом в горло Райра. Он был слишком опасен — и потому, что вёл себя непредсказуемо, и потому, что считал себя неуязвимым. Когда Райр отступил в сторону и парировал удар меча, привычный инстинкт воина направил его собственное лезвие к горлу противника, перерезав его.

Наступила тишина, нарушаемая только пыхтением Райра и бульканьем на полу. В конце концов, когда сумасшедший затих, старики вынесли тело. Они смотрели на Райра с бессильной ненавистью; их глаза сверкали проклятием, глядя на него с порога.

— Хаккту! — выругался он в сторону трактирщика. — Они обвиняют меня в бешенстве этого парня? Это город сумасшедших?

— Они не всегда были такими, — довольно двусмысленно ответил трактирщик.

Он сыпал опилки на пятна крови; со времени драки он выглядел мрачным и смирившимся.

— Этот город разлагается, — сказал он. — Женщины презирают наших молодых людей и берут себе в постель чужаков с пристани. Юноши, которым был бы безразличен взгляд женщины, теперь хвастают, когда на них обращают внимание, и отправляются в путешествие, чтобы проявить себя. Город покидают всё более молодые, и всё меньше их возвращается. И это наименьшая из угроз для них. Мой собственный сын…

Бормотание трактирщика стало тихим от горечи или печали.

Райр отмахнулся от этого самоанализа.

— Где этот самозванец нашёл мое имя? — потребовал он ответа.

— Лит, меняющий имена, дал ему