В итоге дошли-таки до родника. Небольшая каменная проплешина в лесу, в центре которой била невысокая струйка воды, уходящая потихоньку куда-то во влажную землю. Удобное место. Хотя и выглядело довольно-таки неестественно, как на мой взгляд.

— Раскладываемся. Ты и ты, — я ткнул на бунтарку-гончую и просто непримечательную волчицу. — Соберите валежник для костра и ночевки. Остальные наберите воду.

Собственно, этих остальных-то и осталось двое. Безразличная часовая, которая ни на минуту не переставала вертеть головой и двигать ушками, и просто девушка лет восемнадцати без отличительных черт. Они за работу принялись сразу, достав свои бурдюки-фляги и присев у кристальной струйки.

Гончая же, надувшись, подошла ко мне. Ее назначенная напарница дернулась было неуверенно в сторону леса, затем вопросительно уставилась на меня, неторопливо помахивая хвостом. Жестом отправил ее работать.

— Ну и? Отлыниваешь? — спросил я бунтарку.

— Это не мое занятие! Я таким не занимаюсь, это на младших! — возмущенный ответ. — Ты не вождь, если такого не понимаешь!

Ей-богу, мне в самом деле нужно по жопе ей надавать, чтобы перестала выкобениваться?

— Плохая девочка.

— Ч-что?..

— Головой подумай, говорю. Твои сестры, и младшая тоже, на охоте, а ты, бегунья, сейчас здесь и ждешь их возвращения. И не хочешь идти за дровами, чтобы это самое мясо пожарить, — я нагло ткнул ее пальцем в нос. — Тогда тебе ничего не достанется, ясно? Не работаешь — не ешь, за красивые глазки ты ничего не получишь.

Глазки-то красивые. А мордашка удивленная и обиженная — и моргает. Прямо видно, как там в черепушке ее неохотно крутятся шестеренки, пытаясь осознать сказанное. И чем росло осознание — тем больше она обижалась. И злилась.

Но тут надо было давить до упора, чтобы перешибить внезапный приступ дури и поставить ее на место. Так-то можно понять, конечно. Жила себе спокойно, а тут внезапные перемены и у стаи новый, незнакомый вожак, который сразу приказывает непривычное. Вот только этот вожак — я, и мне, блять, нужно послушание, чтобы наконец-то вылезти из этого ебучего леса и вернуться к своим девчатам.

Кхм.

— Иди давай, скоро закат. Условия я тебе назвал. Будешь плохой девочкой — останешься сегодня без еды. Будешь хорошей девочкой — получишь добавку и я тебе за ушком почешу. Или пузо, сама выберешь. Все понятно?

Бунтарка надменно надулась.

— Ты не принимаешь меня всерьез! — сказала она.

— Я устал воспринимать всех всерьез. Дорогая моя девочка, за последние сколько-то там дней меня похитила суккуба, я разнес ей голову и приземлился на свою, меня утащили и пытались напоить две рогатые пьяницы, а затем я столкнул кицуне в слизь, и та ее сожрала. Затем я сбежал от кобры, ее убила паучиха, а паучиху убил я. Давай-ка ты не будешь влезать в этот список жертв, а?

Я протянул руку, взял волчицу за подбородок. Она попыталась задрать голову, но вышло как-то лениво и неохотно — взялся я слабо, а все равно хватку удержал.

— Все равно не похож! Не может такой как ты с ними бороться!

— Иначе не стоял бы сейчас здесь, возясь с непослушной сукой, — сухо ответил я.

Да надоела. В самом деле. Возникла у меня одна идейка, но я ее тут же похоронил где поглубже, чтобы без соблазна — нехрен тут фаворитизмом заниматься, до хорошего не доведет. Так что — другой подход.

Перебросил руку с подбородка на макушку, вцепился в пепельно-серые волосы. И стал попросту давить вниз, вынуждая сперва склонить голову, а затем начать опускаться целиком. Спустя секунд тридцать невнятного, дерганого сопротивления, волчица присела передо мною на одном колене, уставившись горящим взглядом янтарных глаз. Каким именно взглядом — не понять. Но выглядела все еще недовольной.

— Отправляйся работать. В последний раз говорю, — сказал я. — Мордой в землю и жопой вверх я тебя ставить не собираюсь, я и так сверху и подтверждать это мне не нужно. Ясно? Пошла!

Ну и за те же волосы оттолкнул ее в сторону, куда ушла ее напарница. Надувшаяся, с обнаженными клыками бунтарка вновь зарычала… Но пошла, поджав хвост. Вот и хорошо.

Не утруждая себе слежением за ней, лишь поглядывая незаметно краем глаза, я поискал вокруг камни — для костра. Не так уж и много, хоть мы и находились на голой каменной проплешине, но должно было хватить. Штук восемь, чтобы пламя не задувало, и потом утащить себе и ночью греться. Пошел собирать.

Пока собирал — думал. Ситуация с бунтаркой, на самом деле, не разрешена, в этом я был уверен. И сработал так себе — это, конечно, то еще чудо, что удалось сработать с позиции силы, но ход был опасным. Даже не подумал, как его применил. Плохо. Я не из тех, кто способен удержаться одним лишь силовым давлением, тут нужен еще и более мягкий подход.

Но, если серьезно, я устал. Мне бы спокойную недельку чтобы отдохнуть и все обмозговать как следует, не попадая из одной проблемы в другую. И заодно — сбавить накал насилия.

Пометил на внутренней стороне черепушки. Разберусь. Скатиться в агрессивного мудака — не лучший метод приспособления.

Итак, своеобразное кострище сооружено. Мелкий подножный хлам плюс упертое из дома лисицы огниво — вот тебе и заплясал слабенький, дрожащий огонек. Стал его понемногу подкармливать.

А попутно заметил, что набиравшие воду волчицы поглядывают с каким-то легким благоговением то на меня, то на пламя. Но молчат. Даже чуткая «часовая», которая, похоже, вообще никогда не перестает за округой следить, и так нет-нет да бросала взгляд, возвращаясь затем к осмотру. А малышка вообще сидела рядом на заднице с широко распахнутыми глазами.

Потом вернулись собирательницы. Бунтарка, разумеется, набрала меньше да полегче. Вот напарница ее едва выглядывала из-за кучи валежника, который несла в расставленных руках и переваливаясь с ноги на ногу — руки мешали.

Вскоре и костер уже загорелся вовсю. Оставалось только дождаться охотниц. Они появились к самому закату, когда все небо уже окрасилось оранжевым, а солнце надежно спряталось за деревьями. Довольные, у каждой в руках по целой охапке зайцев или кроликов, которых они тащили за длинные уши.

Нормальных зайцев или кроликов. Человекоподобных я б есть все-таки не стал. Но уверен, что они тут в мире водятся — и, к счастью, на них я не наткнулся. Иначе бы точно двинулся башкой — хотя я и так, чего уж.

Почти ночь. Над костром