ее собственная кожа и пот, но это вызывает что-то первобытное в моем мозгу, и мне приходится прилагать все усилия, чтобы не протянуть руку и не схватить ее за бедра, притянув ее к себе на колени.

Шарлотта выпрямляется, и я стискиваю зубы, желая, чтобы моя эрекция не вернулась. Она снова наклоняется, ее грудь отвлекающе шевелится под рубашкой, и я хватаюсь за край кровати, пока она большим пальцем наносит антибактериальную мазь на рану, натягивая бинты-бабочки на кожу мгновение спустя.

— Вот. — Она отступает назад, осматривая свою работу. — Этого будет достаточно. — Она закусывает губу, как будто хочет сказать что-то еще, но через секунду отворачивается и начинает собирать аптечку, повернувшись ко мне спиной.

Я пробно двигаю плечом. Оно не вывихнуто, что хорошо, потому что Шарлотта, как бы быстро она ни училась, не думаю, что она сможет вправить мне плечо, если понадобится.

— Спасибо, — тихо говорю я, глядя ей в спину, поскольку она, кажется, тратит больше времени, чем строго необходимо, на сборку аптечки. Воздух между нами кажется густым от напряжения, и я знаю, что она тоже это чувствует. Я знаю, что именно поэтому она не смотрит на меня.

Шарлотта на мгновение замирает.

— Не за что, — тихо говорит она. — Тебе нужна была помощь.

Кажется, в этом утверждении гораздо больше. Больше, чем я могу начать пытаться распаковать, она измученная и испытывающая такую же боль, как и я. Я с трудом сглатываю, желая спросить ее, о чем она сейчас думает, что чувствует и изменилось ли что-нибудь с прошлой ночи.

Но этот вопрос будет только болезненным, когда я получу ответ, который, я знаю, последует.

— Нам нужно немного отдохнуть. — Говорю я наконец. — Завтра нас ждет еще один длинный день, а потом еще один, прежде чем мы доберемся до Вегаса.

Произнесение этого вслух вызывает у меня боль, которая никак не связана с моими травмами. Два дня. Еще два дня с ней в машине, в поездке через всю страну, притворяясь, что тикающие часы не становятся громче с каждым часом. Еще два дня до того, как мы доберемся до Вегаса, и это уже не тикающие часы, а обратный отсчет до того момента, как она меня покинет.

Шарлотта закрывает аптечку, пересекает комнату, распаковывая сумки на маленьком столике, выкладывая наши принадлежности — сложенную одежду, батончики мюсли, вяленое мясо, связку бананов и несколько бутылок воды. Она ничего больше не говорит, отступая в заднюю часть комнаты, держа в руках пару сложенных спортивных штанов, и я инстинктивно отвожу взгляд, когда она начинает расстегивать джинсы.

Этот толчок желания снова покалывает мою кожу, мой член дергается, когда я ложусь на кровать, тянусь к одному из одеял здоровой рукой и трясу им над собой. Огонь сделал комнату теплой, и я чувствую, как мои веки тяжелеют, сон овладевает мной еще до того, как я вижу, как Шарлотта пересекает комнату и направляется к другой кровати.

Я не уверен, что именно разбудило меня несколько часов спустя. Возможно, это были мягкие шаги Шарлотты по деревянному полу, потому что, когда мои глаза открываются, я вижу, как она стоит у одного из окон хижины, обхватив себя руками и глядя наружу. Темно, огонь сгорел до углей, лунный свет — главный источник света, освещающий ее, когда она стоит спиной ко мне.

— Шарлотта? — Я поднимаюсь в сидячее положение, игнорируя пульсацию в плече. — С тобой все в порядке?

Она кивает, и я вижу, как ее плечи поднимаются и снова опускаются с тяжелым вздохом.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — тихо говорю я ей. — Завтра будет долгий день. У тебя будет еще много долгих дней, прежде чем все это закончится. Тебе нужно как можно больше спать.

Шарлотта молчит еще мгновение.

— Я не могу уснуть, — бормочет она. — Я пыталась. Кажется, я задремала на некоторое время. Но мне все время снится… — Она замолкает, ее голос слегка надламывается, и мне кажется, я догадываюсь, что ей снилось.

Мне нужно снова сказать ей, чтобы она ложилась спать. Мне нужно спать, готовиться к тому, что, несомненно, будет мучительным и утомительным днём завтра, но вместо этого я обнаруживаю, что выскальзываю из кровати, молча иду через комнату, чтобы присоединиться к ней у окна.

Когда я протягиваю руку, касаясь кончиками пальцев её поясницы, она не отстраняется.

— Я скучаю по ним, — шепчет она, всё ещё не глядя на меня. — Джаз, Сара, Зои. Я скучаю по своей квартире. Я скучаю по своей жизни. Чёрт, моя работа была скучной большую часть времени, но я скучаю даже по ней. По крайней мере, я не… — Она тяжело сглатывает. — Я не боялась всё время. Я не чувствовала себя так, будто меня избили до полусмерти из-за автокатастрофы. Я не чувствовала…

Она качает головой, крепче обхватив себя руками.

— Я даже по тебе скучаю, — шепчет она. — По нам. Когда я думала, что будет «мы». Разве это не безумие? — Она поворачивается, наконец, глядя на меня, и мне кажется, я вижу мерцание слез в ее глазах. — Ты преследовал меня. Лгал мне. Причинял мне боль. Похитил меня. А я все еще лежала там, желая… желая, чтобы ты был рядом со мной. Чтобы я не спала одна.

Уязвимость в ее голосе грозит сломать меня. Разрушить все стены, которые я пытался возвести с прошлой ночи. Моя рука все еще лежит на ее пояснице, и желание обнять ее, прижать к себе, несмотря на мои травмы, и не отпускать до утра почти непреодолимо.

Но какой в этом смысл? Это ничего не изменит. Это только продлит боль для нас обоих. И я провел всю свою жизнь, избегая именно этого чувства, только чтобы быть поглощенным им из-за женщины, которая не хочет иметь со мной ничего общего, кроме временной защиты.

— Ты сказал, что тебе жаль, — шепчет она. — В машине, когда ты вытаскивал меня. Ты сказал, что тебе жаль за все это. Ты это имел в виду?

Я знаю, о чем она спрашивает. И я знаю, что не могу дать ей именно тот ответ, который она хочет. Думаю, в этот момент никто из нас не может сделать этого для другого.

— Мне жаль, что все так вышло, — тихо говорю я, моя рука против воли касается ее позвоночника. Я чувствую, как она дрожит, и меня пронзает желание. — Мне жаль, что мы в бегах, и что это я виноват в том, что у тебя отняли все, что тебе дорого.

— Но ты не жалеешь о том, что нашел меня.